Проблема автора в прозе Л. Добычина

• Автор: Королев, Сергей Иванович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Тверь
• Количество страниц: 183 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

Глава I. СУБЪЕКТНО-РЕЧЕВАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ ПРОЗЫ

Л. ДОБЫЧИНА

1. Содержательно-субъектная и формально-субъектная организация текстов Л. Добычина

2. Субъектно-речевая организация заглавий Л. Добычина

3. Яи другой в прозе Л. Добычина

4. Проблема читателя в прозе Л. Добычина

5. Рассказ «Портрет» в прозаической системе Л. Добычина

Глава П. АВТОР И ГЕРОЙ Л. ДОБЫЧИНА В КОНТЕКСТЕ

РУССКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ 1920—1930-Х ГОДОВ

1. «Словоцентризм» писателя Л. Добычина
2. «Литературные соседи» Л. Добычина (М. Зощенко, К. Вагинов и
др.)
3. Л. Добычин и поэтика примитивизма
4. Детский взгляд или взгляд на детство: Л. Добычин и И. С. Соколов-Микитов
5. Между традиционным нарративом и лирическим эпосом:
Л. Добычин и Б. Зайцев
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Проблема автора является одной из наиболее актуальных проблем современного литературоведения [Манн 1991: 3], хотя, как показывают исследования [Рымарь 1994: 13; Компаньон 2001: 70—76], возникновение ее может быть тесно связано со средневековой герменевтикой или даже —- с античной риторикой. Но нашей целью не является освещение истории вопроса, тем более что существуют работы, в которых это уже сделано (напр. [Рымарь 1994: 11—60]). Для нас важно определить суть проблемы автора как теоретической основы исследования, чтобы затем, используя этот теоретический аппарат, говорить о проблеме автора в прозе Л. И. Добычина.
На настоящий момент проблема автора наиболее разработана в «теории автора» Б. О. Кормана, которая возникла под влиянием трудов В. В. Виноградова, Г. А. Гуковского, Л. Я. Гинзбург, И. М. Семенко и — особенно — М. М. Бахтина. Поэтому, беря за основу теорию Б. О. Кормана, мы по мере необходимости рассмотрим здесь отдельные положения некоторых ее «предтеч». С другой стороны, методологическое «воплощение» кормановской «теории автора» (так называемый «системно-субъектный метод»), на наш взгляд, требует некоторой корректировки и некоторых дополнений, для чего нами будут использованы отдельные положения исследований М. М. Бахтина, Е. В. Падучевой, Б. А. Успенского и Ю. В. Манна.
Прежде чем говорить о проблеме автора, необходимо установить, какой смысл мы будем вкладывать в само понятие автор. В литературоведении термин автор употребляется в нескольких значениях. Так, под автором подразумевается, во-первых, реальное биографическое лицо (писатель, поэт, драматург); во-вторых — некий субъект повествования в данном произведении; в-третьих — носитель целостной концепции художественного произведения, как бы сама эта концепция, «последняя смысловая инстанция» (М. М. Бахтин). В нашей работе, говоря о «проблеме автора» в

художественном произведении, мы вслед за Бахтиным и Корманом будем употребить слово автор в третьем значении, используя термин концепированный автор (М. М. Бахтин), или просто — автор.
Из такого понимания автора следует, что ни одно слово, ни одно высказывание в художественном произведении не может быть прямым авторским словом. Всякое «частное» слово в тексте заведомо меньше целостной концепции, которая как бы складывается, вырастает из этих «частных слов», из их слияния или столкновения. Таким образом, «текст литературного произведения всегда выступает как совокупность чьих-то высказываний» [Хализев 1976: 104]. Как показал М. М. Бахтин, в художественном тексте нет и не может быть «ничьих» слов.
Таким образом, анализ субъектно-речевой организации художественного произведения — путь к постижению позиции автора, а следовательно, и к овладению полнотой смысла текста. При этом нужно особо подчеркнуть, что такой анализ не является собственно стилистическим, языковым. И автор — в понимании М. М. Бахтина и Б. О. Кормана — это не «художественное языковое сознание», как утверждал В. В. Виноградов. С точки зрения Виноградова, автор внутри произведения не имеет своего индивидуального стиля, собственного языка, так как в произведении нет его противопоставления «другим», иным точкам зрения в системе этого произведения; все «другие» — это и он, это маски того же многоликого автора. Так, в частности, В. В. Виноградов утверждал, что «рассказчик — речевое порождение автора, и образ рассказчика — это форма литературного артистизма автора. Образ автора усматривается в нем как образ актера в творимом им сценическом образе» [Виноградов 1971: 118]. Ученый считал, что «образ автора — это не простой субъект речи, чаще всего он даже не назван в структуре художественного произведения. Это — концентрированное воплощение сути произведения, объединяющее всю систему речевых структур персонажей в их соотношении с повествователем, рассказчиком или рассказчиками и через них являющееся идейно-

условным, подставным. Однако это, разумеется, не означает произвольность и необязательность каких-либо элементов поэтики Добычина. Наоборот, в этом эксперименте, на наш взгляд, обнаруживает себя главная проблема, исследуемая автором во всех его произведениях: это — соотношение личного и безличного начала в жизни и в самом человеке. Причем свое оригинальное выражение эта проблема находит и на уровне поэтики.
Во-первых, мы видим, как с помощью смены точек зрения (как бы меняя ракурс) автор пытается дать объемную картину изображаемого мира, рассмотреть его со всех сторон. Смена точек зрения влечет за собой смену повествовательных форм и, соответственно, изменение типа субъекта повествования. Панорамный, эпический взгляд извне, организующий нарративное повествование отстраненного, всезнающего повествователя, очень часто сменяется взглядом изнутри, с различных точек зрения персонажей, которые оформляют персональное повествование и свободный косвенный дискурс. Так организуется своеобразный «мерцающий» [Ерофеев 1996Ь: 198] характер повествования, который, с одной стороны, выражает так называемый принцип дополнительности, согласно которому объект может быть адекватно воспринят только при рассмотрении его во взаимоисключающих, дополнительных системах описания.
С другой стороны, именно такой характер повествования и отражает проблему соотношения личного и безличного начала. Безличное начало выражается — на формальном уровне — в нарративных повествовательных формах, а на содержательном — в мышлении и речевой характеристике персонажей. Добычинские герои, как правило, не имеют личной жизненной позиции. Их мышление имеет лозунговый, шаблонный характер: «Физкультура, — подумал Ерыгин, — залог здоровья трудящихся» [ПССП: 68]. Герои Добычина ходят «маленькими толпами». А описания их движений нередко содержат недифференцированный, обобщенный субъект действия: «Все бросились», «Все побежали» [ПССП: 85], «Все ринулись» [ПССП: 50]. Вследствие этого попытки героев проявить свою индивидуальность в этом