"Гибель сенатора (Петербург)" А. Белого: эстетика и поэтика символистской пьесы середины 1920-х годов

• Автор: Заплатин, Андрей Сергеевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 260 с.

Оглавление
Введение

Г лава 1. Эстетика и мотивная организация пьесы А. Белого

«Гибель сенатора (Петербург)»

1.1.Эстетика символистской драмы А. Белого и проблема ее сценической реализации

1.2. Мотив птичьего в пьесе «Гибель сенатора (Петербург)»

1.3. Мотивы змеиного и пустоты в пьесе «Гибель сенатора (Петербург)»

1.4. Цветовой аспект мотивной организации пьесы «Гибель сенатора (Петербург)»

Глава 2. Метаистория и ее изображение в пьесе А. Белого «Гибель сенатора (Петербург)»

2.1. Историко-философский код коллизии пьесы «Гибель сенатора (Петербург)»

2.2. «Проблема ножниц» как конфликтоструктурирующая основа пьесы «Гибель сенатора (Петербург)»
2.3. Персонаж в сюжетной динамике пьесы «Гибель сенатора (Петербург)»
Заключение
Приложения
Приложение 1. Отечественное литературоведение последних десятилетий
о драме и театре в символистском проекте теургического искусства
Приложение 2. Символ, эмблема, аллегория в работе А. Белого
«Эмблематика смысла»
Приложение 3. Знаковый комплекс птица — змея — дракон и его
коннотации в работах А. Белого
Литература

Введение
Постановка проблемы и актуальность темы исследования. На
протяжении трех последних десятилетий жизнь и творчество А. Белого в нашей стране и за рубежом обрели новое качество рефлексии. Показателем этого является выход трех фундаментальных изданий: «Андрей Белый. Проблемы творчества» (М., 1988); «Андрей Белый: Публикации,
исследования» (М., 2002); «Андрей Белый в изменяющемся мире» (М., 2008). В данный период обнародованы массивы архивных материалов об авторе «Петербурга» (переписка, документы, воспоминания), нарастает количество научных конференций, посвященных наследию Белого, причем данные процессы идут как внутри России, так и за ее пределами.
Более того, еще в 1978 году в условиях культурного подполья в стране была учреждена премия Андрея Белого самиздатовским журналом «Часы» как первая в истории России регулярная негосударственная литературная награда. В СССР ее лауреатами стали поэты Виктор Кривулин, Елена Шварц, Ольга Седакова, Алексей Парщиков, Геннадий Айги, Иван Жданов, прозаики Саша Соколов, Андрей Битов, Юрий Мамлеев, критики и культурологи Борис Гройс, Юрий Новиков, Михаил Эпштейн. После трехлетнего перерыва в 1997 году премия Андрея Белого была воссоздана. По заявлению ее учредителей, она «имеет своей задачей поддержку экспериментальноинтеллектуального направления в русской литературе, поисков в сфере языка, отражающих изменения в менталитете и речевой практике нового поколения, но учитывающих опыт русского модернизма, ярче всего выразившийся в творчестве Андрея Белого...». Премия вручается ежегодно по четырем номинациям: поэзия, проза, критика и теория культуры. Это отражает уникальный дар самого Андрея Белого, его способность получать высшие результаты в различных сферах духовной деятельности.
Сегодня уже общепризнанно, что «Андрей Белый — один из самых значительных русских писателей XX века», что «по количеству созданных
произведений 1917—1934 годы были для А. Белого едва ли не самыми продуктивными в его жизни» [Скороспелова 2003: 44, 45]. С2)_днако «парадоксально», что эти «последние полтора десятилетия напря^ь-сенной творческой жизни А. Белого, наполненные попытками прорват-ься к современникам, оказались несопоставимыми по силе влиянетя на современную литературу с «Петербургом», ставшим действц-гелыю эпохальным событием в литературе XX века, а в литедэатуре послеоктябрьской особенно» [Скороспелова 2003: 45]. «Берлгттгская»
редакция романа 1922 года в России переиздавалась в 1928 и 1935 год;ах она «привлекла к нему внимание, что во многом определило вектор эстетических исканий новой эпохи», ведь «А. Белый оформил неомифологгтческие тенденции, заявившие о себе в начале XX века, и тем самым пРо_ггожил дорогу Евг. Замятину, М. Булгакову, А. Платонову, С. Клычкову и др Белый проложил дорогу в России неклассической прозе, где «сюлсетное движение уступило первенство мотивности, прихотливой игре стили стоически контрастными планами», где «пунктирность сюжетных коПтуров ассоциативная связь смежных картин стала своеобразной параллелью той поэзии намеков и недоговоренностей, что сложилась еще в начале века в творчестве символистов» [Скороспелова 2003: 43—44, 46].
Однако в историях русской драматургии 1920—-начала 1930-х годов читатель имени А. Белого до сих пор не встретит, оно в них отсутствует а ведь сам. А. Белый не только написал программную для себя и своего поколения пьесу «Гибель сенатора (Петербург)», но и планировал с середины 1920-х годов «писать драмы», стать полноправной фигурой нового Русского театра.
О русской драматургии 1920-х годов написано немало значимых работ Одни из них посвящены общим закономерностям развития драмы данного десятилетия (работы А.О. Богуславского, В.В. Гудковой, В.А. Диева, Юв Бабичевой, Н.Н. Киселева, Л.Г. Тамашина), другие освещают внутреншою
подмены не могли не оказаться чудовищными в свете науки и в свете творчества» [Белый 19946: 53]. Ибсен же разбивает догмат, преодолевает «тип» в драматургии и отрывается от плоскости. Его герой поэтому не схематичен, он приобретает объемные очертания — на первом этапе — каменной глыбы тезиса, которая в процессе тесания «становится все полногранией».
Отказ от организации поэтики драмы на основе плоского схематизма означает, что в драме Ибсена прорабатывается «подлинная сложность мотивов, подготовляющая коллизию» [Белый 19946: 225]. «Сложность мотивов», подготовляющая символический характер драматического конфликта, разрешающего, то есть соединяющего (в процессе символизации-соединения) данную сложность, — есть очевидные осколки разбитых догматов-мировоззрений, ставших теперь не плоскостями догматов, а линиями антиномий. Рассматривая особенности научно-догматического мировоззрения, Белый, по сути, раскрывает структуру плоскости, в которую вписан догмат: «Точность науки в группах связей; каждая группа может продолжаться до бесконечности, но между ней и смежными группами — бездна; все группы вытянуты в одном направлении, образуя как бы ряд параллельных непересекающнхся линий; но все линии лежат в одной плоскости; эта плоскость — причинность; и потому смешны научнодогматические решения проблемы причинности путем подстановки под понятие причины понятий вроде энергии, силы, атома, воли и тому подобных понятий; ведь тут мы имеем дело с объяснением общего целого той или иной его частью; сказать, что причина есть сила, сказать, будто единица равна своей трети» [Белый 19946: 29]. Данный пример «разоблачения» Белым догматизма также основан на акцентировании плоскостной замкнутости догмата на себе вместо поиска причины вне плоскости, для чего нужно включение третьей меры. В области третьей меры линии разбитой плоскости должны пересечься в точке искомой причины для данной конкретной суб-