Ницшевский слой в пьесах А.П. Чехова "Дядя Ваня" и "Три сестры"

• Автор: Маслова, Евгения Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 188 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава I. ОТ ПЬЕСЫ «ЛЕШИЙ» К ПЬЕСЕ «ДЯДЯ ВАНЯ»: НИЦШЕВСКИЙ СЛОЙ В ТЕКСТЕ КАК ЗНАК ДВИЖЕНИЯ ЗАМЫСЛА
1.1 Русский ницшевский текст как доступный Чехову информационный ресурс. Ницшевский слой как предмет научного изучения

1.2 «Леший» - «Дядя Ваня» как историко-литературная проблема

1.3 Пьесы «Леший» и «Дядя Ваня» в аспекте наличия ницшевского слоя

1.4 Ницшевский слой в пьесе «Дядя Ваня»

Глава П. НИЦШЕВСКИЙ СЛОЙ КАК ИНТЕГРАТОР НАРОДНОПОЭТИЧЕСКОЙ СИМВОЛИКИ В ПЬЕСЕ «ТРИ СЕСТРЫ»
2.1 Наследие Р. Вагнера и «Потонувший колокол» Г. Гауптмана в аспекте обращения Чехова к народно-поэтической символике и переакцентуации ницшевского слоя в «Трех сестрах»

2.2 Народно-поэтическая символика в хронотопе пьесы

«Три сестры»

2.3 Ницшевский слой в сюжетно-композиционной организации
«Трех сестер»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Имя Чехова имеет уже прочную репутацию в мировой культуре. Влияние художника на литературу и театр продолжает расти, с этим связан неугасающий интерес к загадке его произведений. Количество работ, посвященных творчеству Чехова, увеличивается с каждым годом. Исследованием наследия художника занимаются самые авторитетные специалисты разных стран. Несмотря на эго, в чеховедении продолжают говорить о том, что Чехов, который многое оставлял открытым, недосказанным, до конца не изучен и не понят [Сендерович 1994: 4; Катаев 1995: 8-9; Иванова 2007: 67; Рейфилд 2007 б: 33]. До сих пор остаются открытыми вопросы, касающиеся творческой истории ряда чеховских произведений. В частности, «до сих пор мы не знаем точно первых (до “Письма к ученому соседу”) публикаций Чехова, не знаем точного названия и даты завершения его юношеской пьесы... Не только неоткомментированными остаются многие места в произведениях и письмах Чехова - многое, написанное его рукой, остается неопубликованным...» [Катаев 2004: 11]. Не найдены ответы и на более широкие вопросы. К примеру, исследователи так и не пришли к единому решению относительно того, какое место занимает творчество Чехова в русской литературе, принадлежит ли художник веку девятнадцатому или же открывает двадцатый.
Вероятно, именно белые пятна в чеховедении все чаще в последнее время заставляют задуматься исследователей над тем, по правильному ли пути они движутся, подвести итоги собственной работе, так как относительно недавно отмечалось 100-летие со дня смерти художника и приближается 150-летие со дня его рождения. Одним словом, как ни парадоксально это прозвучит, но «верная перспектива, в которой должно рассматриваться чеховское наследие только еще устанавливается» [Катаев 1995: 8].
Современные чеховеды все чаще стремятся встроить произведения Чехова в общекультурный контекст, исследованы литературные связи прозы и драматургии Чехова с творчеством многих его современников и предшественников — писателей, поэтов, философов. Представитель старшего поколения чеховедов А.П. Чудаков полагал, что необходимо свернуть с этого пути, вернуть современного исследователя «к изучению факта, документа, историко-литературному подходу в анализе» [Горячева 2007: 5]. Другие специалисты идут по пути обнаружения аллюзий, реминисценций, цитат, которыми насыщены тексты Чехова. Они стремятся продвинуться по этому пути все дальше и дальше, они полагают, что «выявление этих неназванных источников, к которым отсылает Чехов, и их сопоставление с действием в драматургии Чехова — магистральный путь их изучения, ибо до тех пор, пока мы остаемся в имманентных границах текста, мы неизбежно обрекаем себя на метафорическое удвоение или утроение того, что уже дано автором» [Шатин 2008: 257]. Конструктивным принципом всей прозы Чехова специалистами сегодня не случайно мыслится именно стилизация. Этот принцип проявляется «в сознательном объективировании художником образов чужих языков, чужих литературных стилей, играющих роль преломляющей среды для стилизатора, ведущего с воплощенными в них позициями диалог и созидающего через него свой неповторимый мирообраз» [Кубасов 1998: 17-18]. Данному феномену соответствуют «методы
медленного чтения и возвратного перечтения, при которых раскрывается неслучайность тех или иных деталей, словечек, образов, “оговорок”», считают чеховеды [Кубасов 1998: 16]. Очевидно, что «искусство стилизации» принципиально характеристично и для драматургии Чехова.
О литературных связях, аналогиях, перекличках в пьесах Чехова «Дядя Ваня» и «Три сестры» исследователи говорили не раз. В разговоре о «Дяде Ване» чаще всего упоминаются Пушкин, Толстой, Тургенев, Гофман, Шекспир, Шопенгауэр. Спектр литературных связей и перекличек в драме «Три сестры» значительно шире. Как отмечает исследователь, «“Три сестры”

дионисическое начала, преодолевая внутреннюю противоположность [Венгерова 1897: 205].
Венгерова также касается учения Ницше об истории, под которой понимается вся совокупность знаний, вся духовная жизнь, противоположная инстинктивной. Ницшевское понимание истории дается в виде формулы: «Ницше возводит в идеал людей, унаследовавших гений прошедшего, способных из настоящего объяснить минувшее и тем самым определить самое отдаленное будущее». При этом о пользе истории можно говорить не тогда, когда человек просто увеличивает знания, пассивно воспринимая прошлое, а когда данное восприятие не лишено созидательного, творческого элемента, когда оно продуктивно. Это творческое, «неисторическое» начало должно оставаться сильным, полагает Ницше. Умеющих сочетать историческое с «неисторическим» философ называл «людьми несвоевременными», таковыми одно время для него были Шопенгауэр и Вагнер. В статьях, посвященных этим фигурам, Ницше развил культ гениальности, суть которого - в проявлении «метафизического в физическом существовании». Таким образом, философ опять пришел к утверждению присутствия сверхприродного в явном. Отметим, что, по мнению Венгеровой, ницшевское стремление к вечному развенчиванию достигнутых идеалов привело философа к чуть ли не намеренному разрушению ранее им же созданного культа Вагнера.
Этику Ницше Венгерова основывает на его понимании упадка, который, на его взгляд, есть следствие вмешательства разума, «ограничивающего стихийные инстинкты» человека. Однако оправдание упадка, имеющего место в современном обществе, в том, что человек -переходная ступень к более совершенному типу людей. Взгляд на цель человечества с точки зрения Ницше, согласно Венгеровой, совпадает с мнением современников - «преодолеть себя во имя более высокого идеала». Достигнуть этого можно, лишь развивая свои страсти до апогея. Знаково указание в статье на противопоставление красоты и морали, которое не сразу