Творчество Ф.М. Достоевского и древнерусская мистико-аскетическая традиция: Феодосий Печерский, Сергий Радонежский, Нил Сорский

• Автор: Григорьев, Александр Геннадьевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 274 с.

Содержание
Введение
Глава 1. Феодосий Печерский в творчестве Достоевского
§ 1.1. Феодосий в ряду «исторических идеалов» русского народа
§ 1.2. «Отшельник и схимник»: Феодосий как прототип «пустынника» в плане главы «У
Тихона» 1872 г
§ 1.3. Феодосий в творческой истории романа «Подросток»
§ 1.4. «Печерский многострадалец» и открытость миру
§ 1.5. «..замешалась личность»: отношения Алеши и старца Зосимы сквозь призму
древнерусской монашеской традиции
Глава 2. Сергий Радонежский и православная мистика в творчестве
Достоевского
§ 2.1. Рецепция Сергия в творчестве Достоевского
§ 2.1.1. Сергий: политик и мистик
§ 2.1.2. Сергий в творчестве Достоевского: упоминания и «вспоминания»
§ 2.1.3. «Надежды беспредельные»: мессианство Достоевского и мессианство Зосимы
§ 2.2. Богословие Достоевского: от христоцентризма кхристологии
§ 2.2.1. Православная мистика и догматика: неразделимый «узел»
§ 2.2.2. Возникновение догматической системы
§ 2.2.3. Богословие иконы в «Бесах»
§ 2.2.4. Богословие воплощения: три этапа становления в работе над «Бесами»
§ 2.3. Достоевский и православная мистика
§ 2.3.1. Определение понятия «мистика»
§ 2.3.2. Сотериология Достоевского: мистический опыт как «обожание»
§ 2.3.3. Эмоциональная мистика и троичное богословие
§ 2.3.4. «Болезненный восторг» и «жизнь чувств»: мистический опыт героев Достоевского 129 § 2.4. Два «натурализма» Достоевского: «христианский» и «мистический»
§ 2.4.1. «Тайна Божия» как выражение космического мироощущения
§ 2.4.2. Религиозный имманентизм: «Бесы», «Подросток», «Братья Карамазовы»
Глава 3. Нил Сорский и православный аскетизм в творчестве
Достоевского
§3.1. Апология труда и теория самообладания: Нил Сорский и Константин
Голубов
§3.1.1. Рецепция Нила в творчестве Достоевского
§ 3.1.2. Нравственный «закон» в творчестве Достоевского
§ 3.2. «Труд православный»: концепция труда в «Бесах»
§ 3.2.1. Отказ Ставрогина от «подвига» и неспособность Князя к «труду»: две версии одного
самоубийства
§ 3.2.2. «Мужицкий труд»: религиозный взгляд на хозяйственную деятельность
§ 3.3. Православный аскетизм в «Подростке»
§ 3.3.1. Соотношение понятий «аскетизм» и «ферапонтовщина»
§ 3.3.2. Аскетический мотив в описании «ротшильдовской» идеи
§ 3.3.3. «Католический монах»: вериги и столпничество Версилова
§ 3.3.4. Умное делание и творчество Достоевского
Заключение
Список литературы
Введение
Настоящее исследование посвящено рецепции древнерусской мистикоаскетической традиции в творчестве Достоевского. Эта рецепция обнаруживает «духовную преемственность», которая предполагает не слепое повторение, а «усвоение некоторой внутренней логики, интуиции, последовательности развития святоотеческой мысли»1 и восходящей к ней традиции русской святости. Эта рецепция обнаруживает также своеобразие, свойственное религиозному мировоззрению писателя в принципе. В нашей работе мы не высказываемся ни «за», ни «против» этого своеобразия. Не даем неуместных в научной работе оценок. Мы принимаем его как факт, дающий представление о творческом начале в духовно-религиозной жизни великого писателя. Сама традиция есть постоянное обновление, жизнь. По словам Г.П. Федотова, «неподвижный маятник не маятник. Культура, ни на йоту не отклоняющаяся от православия, уже не живая, а отжившая, хранимое сокровище прошлых веков»2.
Проблемное поле, обозначенное как преемственность религиозных воззрений и художественного творчества писателя по отношению к традиции православного подвижничества, определяет структуру работы. Достоевский упоминает в письмах, публицистических произведениях и черновых материалах к последним романам Феодосия Печерского, Сергия Радонежского и Нила Сорского. Обращаясь к рецепции Достоевским житийного образа или учения упоминаемых им древнерусских преподобных, мы в то же время стремимся за индивидуальными чертами каждого увидеть живое течение традиции3. Феодосий предстает как носитель «фамильных черт», перешедших от него к последующему русскому монашеству: умеренный аскетизм,
1 Мейендорф И., прот. Введение в святоотеческое богословие. Минск, 2001. С. 8.
2 Федотов Г.П. Древо на камне // Живое предание. Православие в современности. Париж, 1937. С. 111.
3 Определяющей для нашего понимания древнерусской традиции является работа: Федотов Г.П. Святые Древней Руси. М., 1990.
цельность образа, стремление к общению с миром. Сергий становится продолжателем и высшим выразителем традиции киевского преподобного, деятельным «духовным политиком» и одновременно первооткрывателем мистической глубины православия в русской традиции. Нил углубляет понимание мистико-аскетического опыта, открывая русской религиозности исихастское учение об Умном делании.
Обращение Достоевского к православной традиции, таким образом,
проявляется на двух неотделимых друг от друга и все же подлежащих
различению уровнях: личностном, связанном с рецепцией образов конкретных

древнерусских святых, и надличностном, связанном с восприятием традиции как таковой. Этот двойной «фокус» является организующим принципом работы, отраженном в каждой из глав. Ограничение исследования рамками древнерусской традиции обусловлено тем, что именно в этот период был сформирован целостный комплекс мистико-аскетических представлений. Обращение к древнерусскому периоду позволяет прояснить значение и своеобразие соответствующих им мотивов в художественном творчестве Достоевского. В то же время максимально полное описание всех точек соприкосновения между мировидением писателя и национальной православной традицией, возможно, потребует от будущего исследователя обращения в том числе и к традиции после Достоевского. Намеченный в «Братьях Карамазовых» проект «инока в миру» обретает свою полновесность в сопоставлении именно с позднейшим историческим материалом4. В этом смысле мы согласны с мнением, что «в новейшую историю литературы можно вполне сознательно и откровенно привнести... родовую субъективность настоящего, которую, может быть, правильно было бы назвать саморефлексией культуры»5.
4 «...отец Алексей открывает новую главу в истории старчества: его вхождения в мир» (Струве НА. Предисловие // Отец Алексей Мечев. Воспоминания, проповеди, письма. Париж, 1989. С. 10).
5 Виролайнеп М.Н. Филология в информационном обществе // Русская литература. СПб, 2008. Вып. 1. С. 67.

себе надо (долгой работой, и тогда делайте прыжок)» (11; 195), «Тихон отговаривает и советует постепенно» (11; 267), так и прямое указание на сроки, необходимые для совершения «труда православного»: «И потом, как ему после нескольких лет труда скажется, так и действовать» (11; 191). Однако ни в одном из приведенных отрывков Тихон не говорит об «отшельнике и схимнике», в тесной духовной связи с которым единственно возможен истинный подвиг. И только в последнем подготовительном плане главы (11; 274-276) впервые появляется тема монашеского служения: «Князь понимает, что его мог бы спасти энтузиазм (н<а>пр<имер>, монашество, самопожертвование исповедью)» (11; 274). Н.Ф. Будановая и Т.И. Орнатская датируют эту запись как относящуюся к весне-лету 1871 г.
Таким образом, мы можем говорить о творческой эволюции идеи «труда православного» в работе писателя над главой «У Тихона»: если вначале православный святой противопоставляет быстрому подвигу долгий и упорный труд, то позже последний отождествляется с тайным послушанием. По всей видимости, создание окончательного варианта главы «У Тихона» следует отнести к первой половине осени 1871 г., когда Достоевский вводит в повествование упоминание об «отшельнике и схимнике». Достоевский предполагал, что она будет опубликована в декабрьском номере «Русского вестника» в качестве девятой, и последней, главы второй части романа.
Как известно, в декабре журнал не напечатал главу, которая была забракована, по всей видимости, из-за сцены насилия над ребенком (12; 239). Зимой 1872 г. Достоевский напряженно работает над новой редакцией главы «У Тихона», а в марте редакция уже располагает ее новым вариантом. Посланный в редакцию «Русского вестника» исправленный текст не сохранился, однако мы имеем о нем представление благодаря списку А.Г. Достоевской (12; 108-119) и правке Достоевского на гранках первой редакции (12; 119-133). По всей видимости, последний слой правки мог быть сделан уже после отправки в редакцию «Русского вестника» второй части главы (12; 244-