"Житие протопопа Аввакума" в поэтических переложениях конца XIX - первой половины XX века : функционирование и жанровая специфика

• Автор: Кучинский, Роман Юрьевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2009
• Место защиты: Владивосток
• Количество страниц: 156 с.

Глава
«Житие протопопа Аввакума» и жанрово-стилевые искания конца XIX - первой половины XX века
1.1 Археография памятника
1.2 Жанровое своеобразие «Жития протопопа Аввакума»
1.3 «Житие протопопа Аввакума» как объект художественной рецепции
1.4 Специфика функционирования «Жития» в литературе конца XIX - первой
половины XX века
Глава
Поэтические переложения «Жития протопопа Аввакума» как художественное целое
2.1. Эстетические доминанты поэм Д. Мережковского, М. Волошина и Арсения Несмелова
2.2. Жанровая специфика поэтических переложений «Жития»

Заключение
Библиографический список

Кризисные, переломные периоды истории выдвигают на первый план фигуры недюжинного склада характера, ума и таланта. И весьма плодотворным в этом отношении для русской истории и культуры стал XVII век, названный «бунташным». Это время суровых потрясений для русской государственности породило такой 'социокультурный феномен как церковный Раскол, одним из идеологов которого был протопоп Аввакум - вероучитель, философ, писатель-новатор, автор знаменитого «Жития» и множества других сочинений, принявший мученическую смерть за «великие на царский дом хулы» в апреле 1682 года.
Почти два века «Житие протопопа Аввакума, писанное им самим» было известно только в составе рукописного старообрядческого чтения. О его авторе до 1861 года, когда Н.С. Тихонравовым была издана сводная редакция «Жития», знали немногие образованные люди и приверженцы вероучения раскольников. В настоящее время личность Аввакума и его «Житие» являются достоянием не только русской, но и мировой культуры, жизнеописание «огнепального протопопа» переведено на многие европейские и славянские языки.
Популярность Аввакума приводит к несколько однобокому и схематичному взгляду на его жизнь и творчество. Несмотря на признание его писательского и проповеднического дара, несгибаемой твердости в отстаивании своих убеждений приобретает характер «общего места» взгляд на Аввакума как воинствующего фанатика, мракобеса, непримиримого ко всему новому. К Симеону Полоцкому, как отмечает А.М. Панченко, восходит традиция критики Аввакума как «самородка», не имеющего должного образования и потому впадающего в ересь: «Острота, острота телеснаго ума, да лихо упрямство! А се

дальнейшем осмыслении философии и литературного наследия Аввакума: «обрядоверие», бездумное следование формам средневековой традиции.
Подобная узость в восприятии личности и наследия «мятежного протопопа» со временем успешно преодолевалась отечественной историко-литературной наукой (работы Д.С. Лихачева, А.Н. Робинсона,
С.А. Матхаузеровой и др.). В этой связи достаточно детально рассматривались

идейно-тематическое своеобразие сочинений протопопа Аввакума, его этические и эстетические концепции, новаторство в области стиля.
Во многом благодаря творчеству Аввакума и его сподвижников, Пустозерск из места заключения «опального духовенства» превратился в неофициальный культурный центр XVII века, в котором берет свое начало старообрядческая литература, аккумулирующая идеи «сакрального слова» древнерусской книжности. Из Пустозерска Аввакум и его сторонники рассылают по всех России послания, жития, воззвания.
Интерес к древнерусской традиции во многом обусловлен эволюцией агиографических жанров и их художественными особенностями. Закономерно, что повышенное внимание к древнерусской письменности обостряется в периоды ломки устоявшихся традиций и поисков новых содержательных форм творческого самовыражения. Достаточно широкий спектр подобных форм представлен в литературе конца XIX - первой половины XX века. В этот сложный и неоднозначный культурно-исторический период мастера слова в своих идейно-стилевых исканиях обращаются к парадигмам художественности не только предшествующей, но и более отдаленных во времени эпох.
Повышенное внимание писателей к слову древнерусской книжности в общем смысле и к поэтике конкретных произведений становится одной из значимых тенденций литературного процесса данного периода и проявляется на различных его уровнях: интертекстуальном, жанровом (ориентация на

краткое изложение основных событий «Жития», протопоп Аввакум предстает сильным и стойким «борцом за веру»: «Ни годы, ни страдания его не согнули — хоть опять волоки в Сибирь по камениям и льдам» В рассказе подчеркивается героическое начало личности Аввакума, что, на наш взгляд, делает его образ несколько одномерным. Вся его жизнь оказывается подчиненной одной-единственной страсти - победе «правой веры», доминантой образа становится такая его характеристика, как «огнепальность». В то же время, герой рассказа -герой мыслящий, философствующий. Хотя формально повествование ведется от третьего лица, посредством несобственно-прямой речи актуализируется точка зрения Аввакума на происходящее: «Дни своей смерти никто не знает: ни простец, ни искусник, ни философ, ни гадатель; свиньи и коровы знают больше, чем альманашники и злодейщики, измеряющие небо и землю, а часа своей смерти не знающие». Размышляет протопоп и о судьбе своих близких: «Ныне, сидя в срубе пятнадцатый год на цепи и заточенным, вспоминает протопоп протопопицу с лаской и любовью. Радостного мало было — больше страдания непереносного». Вся жизнь Аввакума предстает как цепь страданий, рефреном звучат его слова из разговора с Анастасий Марковной: «Долго ли муки будет сея? — До самыя смерти! - Добро, Петрович, ино еще побредем».
Автор расширяет пространственно-временной континуум сюжета миниатюры, конденсируя события в рамках Москвы, Тобольска, Даурии. Ретроспективный принцип создания сюжетно-композиционного единства произведения предполагает отбор только наиболее важного в биографии героя, но повествователю все кажется важным, и обширный массив событий уплотняется, приобретает кумулятивный характер.
Сюжет рассказа характеризуется развитием мотивов бренности дольнего мира и грядущего воздания в мире горнем, странничества, скитания. Автору удается придать новое звучание неповторимым интонациям рассказчика «Жития», за краткостью пересказа не потеряв, а приумножив богатства его