М.Ю. Лермонтов в художественном мире Б.Л. Пастернака

• Автор: Антудова, Татьяна Алексеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 153 с.

Оглавление
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I. Пастернаковская критика романтизма и Лермонтов
ГЛАВА II. Проблема личности у Лермонтова и Пастернака
§ 1. Онтологический аспект проблемы личности
§ 2. Женственное и детское как черты личности героя Лермонтова и
Пастернака
§ 3. Вода и звук как символы пластичности и открытости мира и личности у Лермонтова и Пастернака
ГЛАВА Ш. Метонимия у Пастернака и роль детали у Лермонтова:
философское обоснование поэтологического аспекта
§ 1. Неокантианские источники метонимического принципа
у Пастернака
§ 2. Роль детали у Лермонтова и философия Шеллинга
ГЛАВА IV. «Герой нашего времени» и «Доктор Живаго»: некоторые аспекты
сопоставительного анализа
§ 1. Особенности «субъективно-биографического реализма»
Лермонтова и Пастернака
§ 2. Интертекстуальный анализ романов «Герой нашего времени» и «Доктор Живаго»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ПРИЛОЖЕНИЕ №
ПРИЛОЖЕНИЕ №

Введение
На рубеже ХІХ-ХХ веков в нашей стране начинается новая культурноисторическая эпоха. Распространяется представление о свободе творчества, не замкнутого в пределах одного вида искусства. Среди деятелей этой эпохи господствуют неоромантические настроения, выражающиеся в желании создать новую систему ценностей в исключительных исторических условиях. В центре внимания оказывается сильная, гениальная личность, творческая индивидуальность. Тем не менее, осознавая свою неординарность, художники опираются на богатые традиции классического периода русской культуры, черпая в нем художественную многозначность и вневременное звучание. Они выбирают себе «вечных спутников» (по известному выражению Д.С.Мережковского), гармонии и цельности которых они стремятся достигнуть.
Одним из таких «вечных спутников» стал М.ЮЛермонтов. Его личность и творчество вызывали в XX веке повышенный интерес. Это связано, с одной стороны, с романтическим пафосом, духом бунтарства, пронизывающим творчество поэта, а с другой — с настроением разочарования, которое было неотъемлемой частью его трагического мироощущения. Причину актуальности Лермонтова для своего времени сформулировал Мережковский в статье «Лермонтов. Поэт сверхчеловечества»: «Борьба сверхчеловечества с богочеловечеством для нас не только настоящее, но и будущее, наша вечная злоба дня. Вот почему мы должны обернуться в ту сторону, откуда уставились на нас эти тяжелые глаза; вот почему незапамятно давний, почти забытый, детский Лермонтов так внезапно вырос и так неотступно приблизился к нам»1. Очевидно, что в первую очередь именно в «метафизически и религиозно утверждающей себя несмиренности, несмиримости»2 Лермонтова находили источник вдохновения художники XX века.
1 Мережковский Д.С. Лермонтов - поэт сверхчеловечества // Михаил Лермонтов: pro et contra. М., 2002. С.356.
2 Там же. С.355.

Относительно недавно было предпринято несколько попыток систематизировать сведения о рецепции Лермонтова, в частности, в эпоху модерна.
В.М.Маркович в предисловии к антологии, вышедшей в серии «Pro et contra», отчетливо различает суждения двух типов. Первые рецензии на Лермонтова, на его роман «Герой нашего времени», принадлежавшие
С.О.Бурачку и В.Г.Белинскому, задали тип суждений, сводившихся к обвинению или оправданию творчества и личности Лермонтова: «...явно подспудно русская критическая мысль почти всегда (по крайней мере, в пределах ХГХ и начала XX века) оказывалась привязанной к проблеме: прогрессивна или реакционна роль творчества Лермонтова в истории России и человечества»1. В XX веке появляются новые тенденции в интерпретации Лермонтова, исключающие прямые оценки. В одних работах сильна сочувственная интонация (В.Ф.Ходасевич «Фрагменты о Лермонтове», Б.А.Садовский «Трагедия Лермонтова»); в других конечным итогом рассуждений является вывод о непостижимости глубины таланта и трагичности жизни поэта (Вяч.И.Иванов— «Лермонтов», Г.А.Мейер— «Фаталист (К 150-летию со дня рождения М.Ю.Лермонтова)»). Предметом новых критических суждений становится собственно творчество Лермонтова, значение которого пытаются объяснить применительно к русской литературе (например, В.В.Розанов выводит реализм Ф.М.Достоевского и Л.Н.Толстого из произведений Лермонтова, а В.В.Зеньковский всю классическую прозу возводит к традиции Лермонтова). Среди причин, послуживших появлению новых интерпретаций лермонтовского наследия, Маркович называет следующие две: «сближение русской критической мысли с мировоззрением и творчеством Лермонтова» (то есть с его индивидуализмом) и «результат возникновения... временной дистанции»2.
1 Маркович В.М. Лермонтов и его интерпретаторы // Михаил Лермонтов: pro et contra. М., 2002. С.29.
2 Там же. С.38.

самый очевидный, но не единственный пример. То, что поэты-модернисты — в частности, Пастернак в «Сестре моей — жизни» — обращались к Лермонтову, позволило историкам литературы заметить в Лермонтове то, что не замечали в XIX веке. Например, особая любовь филологов именно XX века к таким произведениям, как «Завещание», или идея Д.Е.Максимова об особой роли человека «простого сознания» в творчестве писателя, в котором привыкли видеть прежде всего мрачного индивидуалиста, — может быть, следствие не только большей демократичности эпохи в целом, но и особой демократичности любивших Лермонтова поэтов новой эпохи.
Известно, что с Д.Е.Максимовым Пастернак был хорошо знаком, часто цитируется письмо поэта, в котором тот выражает благодарность ученому за написанное им предисловие к сборнику Лермонтова, вышедшему в 1957 году в издании «Библиотека поэта», и поясняет свое пристрастие к Лермонтову: «Когда в 1917 году я наобум, недолго думая, написал на титуле Сестры моей жизни не “Памяти Лермонтова” или что-нибудь подобное, но “Посвящается Лермонтову”, точно он был еще тогда не то что в живых, но в рядах случайных прохожих, еще неведомых или еще недостаточно увековеченных абстрактностью признания, точно его тем летом где-нибудь еще можно было встретить, я не только имел в виду выразить это чувство чего-то совсем недавнего, непросохших следов ночного дождя или затихающих, неотзвучавших отголосков только что прокатившегося звука, — я долго, всю жизнь льстил себя надеждой раскрыть в статье, в прозе это таинственное могущество Лермонтовской сущности, эту драму свежести, что ли, и ее секрет и загадку. Я мечтал это сделать так, как по случайности, без наперед составленного умысла, мне это удалось в отношении себя, то есть всех моих поэтических книг и их духа, в романе “Доктор Живаго”» (письмо от 25.10.1957) [X; 270-271].
В 1950 году Пастернак пишет своей грузинской знакомой Раисе Ми-кадзе: «Так, в природе и человеческом мире волнует то значительное, чему не нашли имени и слова и что ждет еще своего определения. Именно этим