Эстетика русского быта и бытия в прозе Е.И. Замятина

• Автор: Захарова, Елена Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2011
• Место защиты: Тамбов
• Количество страниц: 183 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА I. ПОЭТИКА НАЦИОНАЛЬНОГО БЫТИЯ

1.1.Эстетические взгляды Е.И. Замятина на быт и бытие России в художественных системах неореализма и символизма

1.2. Сюжетика родной земли

1.3. Городское пространство прозы Е.И. Замятина

1.4. Эстетический потенциал имени

1.5. Мотивы ночи и сна

ГЛАВА II. НАЦИОНАЛЬНЫЕ АРХЕТИПЫ ДОМА И СЕМЬИ В ПРОЗЕ Е.И. ЗАМЯТИНА: К ЭВОЛЮЦИИ ЭСТЕТИКИ БЫТА И БЫТИЯ

2.1. Поэтика образа дома

2.2. Дом как микромодель России в прозе Е.И. Замятина. Связь образа дома с национальными образами сада, храма, земли
2.3. Архетипы дома и семьи: от «Уездного» к «Наводнению»
2.4. Образы женщины и матери: поэтика телесности
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
В русской литературе и науке о ней рубежа ХХ-ХХ1 веков под воздействием событий национальной и мировой истории актуализировалась проблематика классического наследия. Сохранилось отношение к прозе XX века как уникальному явлению в развитии литературы. В ней сосуществовали и взаимодействовали различные эстетические системы и ориентиры, шёл интенсивный поиск путей познания и изображения меняющейся действительности, нового национального бытия. Вопрос исторической перспективы России волновал многих русских писателей, стремившихся к постижению глубинных основ национального мироустройства. Ответ на него они искали и находили в своём творчестве, а для этого следовало знать и понимать русскую жизнь. Эпоха революций и смены национальных культурных парадигм обострила эти проблемы.
Литература XX века подвела итог художественно-философским исканиям минувшего столетия и аккумулировала в себе разные эстетические начала. Она под особым углом зрения рассматривала важнейшие онтологические вопросы и отвечала на них, используя богатый духовный опыт русской классики и ориентируясь на новое самосознание и духовное состояние общества.
Одним из ярких продолжателей традиций русской классической литературы и выразителем веяний времени стал Е.И. Замятин (1884-1937). Его творчество занимает особое место в русской и мировой литературе. Сегодня Замятин является одним из наиболее изучаемых русских писателей XX столетия. Возрастает читательский и исследовательский интерес к его биографии и творческому наследию.
Сложная, насыщенная драматическими событиями писательская и человеческая судьба Замятина сформировала не менее сложные социально-политические и философско-аксиологические концепции, составившие основу эстетической платформы его прозы. Для характеристики особенного чувства к Родине, в котором соединились обожание и «ненависть»,
отрицание, у Замятина было своё определение — «белая любовь», ожидавшая совершенства от объекта восхищения. Это было чувство, родственное лермонтовскому «Люблю отчизну я, но странною любовью». Именно мерками этой «белой любви» художник измерял глубину своей привязанности к Руси, взлелеявшей, взрастившей на своих просторах былинных богатырей и напоившей своей раздольной тоской русскую песню.
По оценке В. Бондаренко, «Замятин номер один вырос из корней, ответвившихся от творчества Лескова и Гоголя, находясь во вполне заметном родстве с такими писателями, как Ремизов, Белый, Пильняк, Пришвин и многие другие. Зато другой Замятин, автор рассказов о Фите и книги «Мы», подобно второму Уэллсу, связан со своими литературными предшественниками родством гораздо более сложным и тонким. Прямых предков у него тоже нет, хотя за его спиной и стоит «длинный ряд теней», конец которого скрывается в расплывчатой глубине веков» [1].
Оригинальность художественного метода Замятина, его отточенный, лаконичный стиль вызвали волну споров о его национальной идентичности, «русскости». Однако художника волновали вопросы народного самосознания, тёмные стороны русской жизни, и он в своём творчестве дал, пожалуй, самый честный и яркий ответ на вопрос о национальной выразительности своего творчества. Русский космос и особенности народного характера образуют ядро поэтики замятинской прозы.
Как справедливо отметила и Н.Н. Комлик, «укоренённость художественного сознания Замятина в многовековой толще народной культуры обусловила особенности постижения писателем природного и космического, бытового и бытийного, определила специфику его восприятия жизни, современной цивилизации, европейских культурных ценностей, сформировала взгляды на русского человека и Россию, её историческую судьбу в прошлом и перспективе», «народные этика и эстетика пронизывают

живут, неблудно и в муках рожают детей» (т. 1, с. 263). И сам отец Пётр разговаривает с чертями и радуется тому, что некоторые из них обратились в православие, о чём поведал ему в задушевной беседе один из них.
Мотивный комплекс образа родной земли в прозе Замятина включает в себя противоречивые, неоднозначные национальные характеры, взращенные на русских просторах. Писатель замечает: «как в древлем раю - тигр с ягнёнком очень мило уживаются в душе у русского человека» (т. 1, с. 163). Его художническое внимание привлекают разнообразные русские типы, соединившие в себе полярные черты. Колоритны образы крестьян на страницах его рассказов и повестей. Один из ярчайших характеров - солдат Аржаной («Уездное»), «в строю разиня», а в земельном деле - «козырь и мастак и за всех ответчик» (т. 1, с. 184). В его сердце и в памяти - «росное, весеннее утро, пашни паром курятся, лемех от земли жирный, сытый землёю, а в небе - жаворонка» (т. 1, с. 166). Он связан с русским полем, с сохой, как и другие солдаты, о которых в повести говорится, что они труженики, «ровно серые муравьи» (т. 1, с. 183). Эти люди не готовы воевать, они не понимают военного дела. Это непонимание войны русскими крестьянами будет показано позднее в «Рассказе о самом главном».
Евгений Замятин при мотивировке характеров своих персонажей нередко обращался к потенциалу русской классики. Так, например, характеристика Ивана Павлыча из повести «Алатырь» (1914) вызывает у читателя прочные ассоциации с помещиком Маниловым из поэмы «Мёртвые души»: «Бывает, что хозяйка слишком любезная - в стакан чаю набутит сахару кусков этак пять: инда поперхнёшься от сладости. Так вот и дворянин Иван Павлыч: лицо имел приятное, очень приятное, приятности - все пять кусков» (т. 1, с. 263). В этом образе та же чрезмерная сладость, приторность, явленная ранее в образе гоголевского Манилова: «Один бог разве мог сказать, какой был характер Манилова. Есть род людей, известных под именем: люди так себе, ни то ни сё; ни в городе Богдан, ни в селе Селифан,