Художественная концепция личности в прозе В.Г. Галактионовой и А.А. Трапезникова конца XX - начала XXI вв.

• Автор: Педченко, Владимир Анатольевич
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Краснодар
• Количество страниц: 195 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
Глава 1. Проблема целостной личности в прозе В.Г. Галактионовой 1980 -2000-х годов
1.1. Истинные и ложные ценности личности в романе «Зелёное солнце»
1.2. Национальная самоидентификация в романе «На острове Буяне»
1.3. Быт и бытие личности в романе «5/4 накануне тишины»
Глава 2. Личность и время в прозе A.A. Трапезникова 1980 — 2000-х годов
2.1. Нравственный выбор героя в переломную эпоху в прозе A.A. Трапезникова 1980 - 2000-х годов
2.2. Проблема самодостаточной личности в прозе A.A. Трапезникова середины 1990-х - начала 2000-х годов
2.3. Духовные ценности личности в контексте народной и интеллигентской правд в прозе A.A. Трапезникова 1980 - 2000-х годов
2.4. Личность и проблема исторической памяти в прозе A.A. Трапезникова
1980 -2000-х годов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЧЕСКИЙ СПИСОК

ВВЕДЕНИЕ
Концепция личности является категорией изначально философской и при этом междисциплинарной. Она играет большую роль в ряде наук гуманитарного цикла. При определении её существенности в данном цикле весьма актуальным выглядит следующее высказывание М.М. Бахтина о проблеме содержания в словесном художественном творчестве: «Каждый культурный акт существенно живёт на границах: в этом его серьёзность и значимость...» [86. С. 282].
Размышляя об общих вопросах и проблемах антропологической парадигмы в филологии, Л.П. Егорова по этому поводу справедливо отмечает: «Образ человека <...> не сложится, пока в комплексной по своему характеру дисциплине, именуемой «человековедением», не займут своего места открытия не только науки, но и искусства, художественной литературы, преломлённые через призму философии и искусствоведения» [99. С. 7].
Следуя за М.М. Бахтиным, важно подчеркнуть, что «художественная концепция личности» выявляется в конкретике литературоведческих, философских и критических интерпретаций художественного текста в рамках историко-функционального подхода. Именно посредством интерпретации, утверждает Л.П. Егорова, происходит выбор «того или иного метода ши подхода» [99. С. 8], а значит - формируется сам субъект исследования.
Стоит отметить, что само понятие личности не раз подвергалось сомнению и переосмыслению. С точки зрения Г.И. Гурджиева, исследующего проблему саморазвития человека в повседневной жизни, личность - явление отвлечённое, так как «человек - это марионетка <..>, это - машина, действия которой всецело определяются внешними обстоятельствами» [Цит. по: 100. С. 141]. Согласно же Ф.Х. Кессиди, личность в психологии подразумевает обязательное присутствие в индивиде «относительно устойчивого ядра, которое делает его личностью,
неповторимой индивидуальностью с присущими только ей свойствами» [100. С. 188]. Исследуя концепцию системной стратификации в антропоцентрической парадигме литературоведения, В.М. Головко закономерно указывает на концепцию человека-личности как на «“культурное ядро” каждой страты» [94. С. 19]. Раскрывая понятие «личность» через соборный характер русского художественно-философского мышления, Ю.И. Сохряков справедливо утверждает, превращение индивида в личность происходит в тот момент, когда последний «начинает ощущать себя частью природы, Божьего мира, когда он начинает сознавать свою ответственность за судьбу этого мира» [109. С. 169].
Диапазон данного понятия в философии, литературоведении и литературной критике весьма велик и разнообразен. В философии понятие «личность» нередко трактуется как принцип человеческой «самоидентификации, как особый способ бытия человека в мире» [98. С. 11]. Систематизируя «слои» и «пласты» художественного произведения (предложенные Р. Ингарденом и Ю.Б. Боревым соответственно), Л.П. Егорова через понятия «личность» и «человек» определяет специфику объекта антропоцентрического исследования. Первый пласт представляет собой собственно «художественное самосознание человеком себя как личности» [99. С. 9]. Второй пласт подразумевает самораскрытие художественного индивида через отношение к «другому». «Взаимодействие личности с социумом» [99. С. 9] включает в себя третий пласт. В рамках четвёртого и пятого пластов происходит исследование личности и природной среды, а также человека и мироздания соответственно.
Отечественные литературоведы первой половины XX века, оперируя исключительно категориями «герой», «характер», «образ», а также «человек» не имели возможности системно и последовательно анализировать и интерпретировать образную структуру художественного произведения, исследуя «лишь отдельные стороны художественной реализации образа человека» [101. С. 4 - 5].
143]. Действительно, народные корни фамилии Анохина (от «аноха» — простота), свидетельствуют о душевной простоте героини - том качестве, которое в различных ситуациях может проявляться как с положительной, так и с негативной стороны. Об отрицательных чертах Анохиной читатель узнает из уст её старой подруги Пелагеи Гордеевой.
В объяснительной записке Булалаеву указывается главное духовное заблуждение Катерины: увлечение нравственно-религиозной эстетикой
Л.Н. Толстого. «Она, - пишет Пелагея о Катерине, - до седых волос книжки читает и забывает у себя топить, а лежит в валенках на койке целый день, только под валенки газету стелет, и целый день Льва Толстого по десятому кругу наизусть зубрит» [11. С. 213]. О постепенном увлечении героини корректирующим христианство толстовством свидетельствуют слова молодой Катерины. Так, размышляя вслух о вечности человеческой души, она почти повторяет слова Наташи Ростовой: «Стёпа! Ведь не умру же я? Я ведь всегда была! И всегда буду. Кажется мне так... Даже если умру, все равно буду, правда же?» [11. С. 74].
Что же касается самой В.Г. Галактионовой, то своё отношение к личности Толстого, а также к эпохе, его породившей и во многом воспитавшей, она впервые выскажет от первого лица в статье с примечательным названием: «Одиночество, вместившее кривды России!» (2002). В её начале отмечается «пожизненное стремление Л.Н. Толстого вырваться из оков истории, канонов традиций и так далее, чем и был он особенно любезен сокрушителям основ российской государственности» [15.
С. 108]. К XIX веку писательница относится как к периоду «духовного разъединения и разноса» [15. С. 111], берущего начало с периода никонианских реформ, поддержанных Романовыми, когда в большой моде были «всё новые и новые “искания”» [15. С. 111], изначально обречённые быть либо бледным отражением евангельской Истины, либо носить откровенно атеистический характер.