Стихотворное и литературно-критическое наследие В.С. Соловьева второй половины 1890-х годов : концепция русской поэзии

• Автор: Черкасова, Екатерина Анатольевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2012
• Место защиты: Тюмень
• Количество страниц: 224 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Философско-эстетические и литературно-критические основы соловьевской концепции русской поэзии
1.1. Космическое и национальное в проекте B.C. Соловьева преображения мира и человека «формами» поэзии
1.2. Теория трех «групп» русских поэтов в литературно-критической рефлексии B.C. Соловьева второй половины 1890-х годов и спор с Д.С.

Мережковским

Глава 2. Стихотворная практика B.C. Соловьева в аспекте формирования и манифестирования концепции русской поэзии
2.1. Мистериализация поэзии как путь осуществления соловьевского проекта преображения мира и человека. Книга стихов B.C. Соловьева 1895 года в качестве пролога к концепту «истинная поэзия»

2.2. Стихотворные тексты второй половины 1890-х годов как несобранный

цикл B.C. Соловьева о русской поэзии

Заключение
Приложение
Библиографический список

Введение
Наследие B.C. Соловьева - поэта, литературного критика, философа, публициста и общественного деятеля - одно из самых важных звеньев того феномена, что именуют «русской духовной традицией» [Хоружий 2005: 14-15].
Издавая еще в середине XX века (Париж, 1950 г.) «Историю русской философии», В.В. Зеньковский обозначил в ней Владимира Соловьева в качестве «поистине наиболее яркого и влиятельного философа» «периода систем» [Зеньковский 19916: 10]. Он настаивал, что его общие «построения» имеют «высокую ценность не только в пределах истории русской мысли, но и далеко за ее пределами», и «наибольшая ценность построений Соловьева заключается именно в их синтетическом замысле»: «Корни творчества Соловьева не только русские, но и не только западно-европейские - они всемирные» [Зеньковский 19916: 69]. Вместе с тем, Зеньковский подчеркивает, что «неправильно называть построения Соловьева “христианской философией” - в ней слишком сильны и нехристианские тона, в ней много от пантеизма» [Зеньковский 19916: 69].
Авторитетные знатоки и аналитики наследия Соловьева отмечают «специальность» его построений. Так, А.Ф. Лосев полагает, что «видимый разнобой и противоречивость, а вернее сказать, разноречивость софийных аспектов легко объясняется всегда острым у философа пафосом универсализма», что сам «этот пафос очень часто заставлял Вл. Соловьева обращать мало и даже совсем не обращать внимания на разного рода детали и разноречивые подходы, без которых и сам универсализм был бы немыслим» [Лосев 1990: 252-253]. Являясь одновременно современником и наследником культуры русского серебряного века, А.Ф. Лосев как никто чувствует и передает его конститутивные интенции. Подводя итоги своим размышлениям о «философско-поэтическом символе Софии у Вл. Соловьева» в поздней специальной работе, посвященной данному предмету (1978-1981 гг.), он акцентирует именно ту «блестящую соловьевскую специфику, которую весьма
трудно найти у других мыслителей»: «идея вещи и сама вещь даются здесь в своем окончательном и нерасторжимом единстве, а лучше сказать, даже тождестве» [Лосев 1990: 253]. Для него соловьевское учение о Софии «является не чем иным, как художественным выражением соловьевской философии всеединства», более того, «конкретным и интимно-сердечным выражением его центрального учения о всеединстве, включая глубочайшее патриотическое чувство о первенстве России в системе общечеловеческого прогресса» [Лосев 1990: 254, 255].
За последнюю четверть века произошел коренной перелом в оценке роли и миссии Вл. Соловьева в истории отечественной культуры в целом. Ранее только крупнейшие аналитики русского зарубежья, расходясь в интерпретациях, но сходясь в значимости наследия Соловьева для судеб России, писали о нем (С.Н. Булгаков, H.A. Бердяев, В.В. Зеньковский, К.К. Мочульский, Н.О. Лосский, В.П. Федотов и др.). Сегодня ни одна официальная история русской философии, русской литературы, русской литературной критики, русской эстетической мысли, русской культуры не обходится без особого раздела или параграфа о фигуре и творчестве B.C. Соловьева.
Широкому читателю сегодня доступны двухтомная антология «Владимир Соловьев: pro et contra», начатое полное собрание сочинений и писем B.C. Соловьева в 20 томах (вышли 4 тома), тома его литературнокритических и стихотворных работ, есть репринтные издания прижизненных стихотворных книг (в частности 1891 года). Отдельные издания философских и иных трудов его выходят с завидной регулярностью и значительными тиражами. Правда, издание стихотворных опытов Соловьева, выпущенное в большой серии «Библиотеки поэта» в 1974 году, подготовленное и прокомментированное З.Г. Минц, до сих пор остается наиболее авторитетным среди специалистов-филологов. Поэтому именно на него мы и будем ссылаться в диссертации при разговоре о поэтическом творчестве художника-мыслителя. В силу того, что выход Полного собрания сочинений и писем Соловьева еще не

краски, и пластичные формы» [Соловьев 18966: 297]. Все эти три уровня в разной степени представлены в стихотворениях. Далее Соловьев выстраивает структуру стиха в соответствии с распределением разных родов искусства по стиховым уровням:
Жанровая форма - архитектура
Изобразительно-выразительные средства - скульптура
Звук, слово — музыка, живопись
Так, у Полонского Соловьев отмечает, что «очень слаба архитектура: некоторые из его поэм недостроены, другие загромождены пристройками и надстройками» [Соловьев 18966: 297]. Также мало выражена «пластическая (скульптурная) сторона... в его стихотворениях» [Соловьев 18966: 297], при этом в большей степени поэзия Полонского обладает «свойствами музыкальности и живописности» [Соловьев 18966: 297]. Живописность лирики Полонского отмечена критиком в «чисто-описательном произведении» -«Прогулка по Тифлису», имеющем качество «фотографичности». Другой тип стихотворений, наличествующих в творчестве Полонского, - «чистолирические стихотворения», но они также несут в себе живописность, ведь вдохновлены Кавказом [Соловьев 18966: 298]. Говоря о поэме «Кузнечик-музыкант», Соловьев сравнивает характеристики поэмы с суждениями Аристотеля о «назначении трагедии» [Соловьев 18966: 317]. Поэмы
Полонского автор называет еще «стихотворными повестями», «поэтическим рассказом» [Соловьев 18966: 319-321].
В литературно-критической статье «Судьба Пушкина» (1898) Соловьев признается в пристрастии к поэзии Пушкина: «Я не помню времени, когда бы культ его поэзии был мне чужд» [Соловьев 1897: 134]. Кроме цитат из стихотворений Пушкина, автор упоминает несколько жанровых форм: сонет («Поэту»), в котором находит связь с лирикой Байрона; эпиграммы, которые он называет «главной бедой Пушкина». При этом Соловьев отмечает, что среди них есть «высшие образцы этого невысокого, хотя законного рода словесности,