Фэнтези в современной русской литературе : актуализация условно-древнеславянской топики в контексте русского культурного национализма

• Автор: Королев, Кирилл Михайлович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2013
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 178 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Краткая история фэнтези как социально-культурного явления и проблематика его изучения

1. Дефиниции фэнтези: история вопроса и определение явления

2. Классификация направлений фэнтези и понятие «метасюжет»

3. Краткая история фэнтези в литературе и культуре: Запад

4. Краткая история фэнтези в литературе и культуре: Россия Глава 2. Славянский метасюжет в русской культуре нового и

новейшего времени

1. Славянская тема в современной массовой культуре

2. Славянский метасюжет в советской культуре (1920-е - 1950-е гг.).

3. Славянский метасюжет в советской массовой культуре (1960-е -1980-е гг.)

4. Образцы и модели славянского метасюжета в культурном производстве позднего советского периода
5. Советское неоязычество: от родных богов к панрусизму Глава 3. Формулы славянской фэнтези
1. Героико-эпическая формула славянской фэнтези
2. «Альтернативно-компенсируюшая» формула славянской фэнтези
3. «Родноверская» формула славянской фэнтези
4. Деконструкционистская формула славянской фэнтези Заключение
Приложение 1. Библиография художественных произведений по тематике и топике славянской фэнтези
Приложение 2. Избранная библиография современных паранаучных исследований в суб-поле славянской фэнтези Библиография

Введение
Современная ситуация в русской литературе характеризуется последовательной коммерциализацией поля литературы под воздействием массовой культуры. Эта коммерциализация проявляется применительно к литературе как напрямую, когда произведение признается литературно-культурным фактом на основе тиражности и размера авторских отчислений, так и косвенно, в форме наполнения книжного рынка текстами тех жанровых направлений и тематик, которые пользуются преимущественным спросом читательской аудитории. Среди указанных направлений и тематик значительная доля популярности приходится на фэнтези.
Отметим сразу, что мы рассматриваем фэнтези не как сугубо литературное жанрово-тематическое единство, а шире, как социокультурное явление, обладающее устойчивым признанием весьма многочисленной аудитории. Подобное расширение границ, как представляется, позволяет проследить многие взаимосвязи и взаимодействия внутри данного суб-поля массовой культуры, которые иначе, если сосредоточиться исключительно на литературном элементе, оказываются неучтенными и необъясненными.
История фэнтези насчитывает всего около столетия, однако с позиций литературной преемственности у этого явления весьма богатая «родословная». Для русской литературы эта преемственность тоже прослеживается, пусть и не столь глубоко в прошлое, как для литературы западной, прежде всего англо-американской; поэтому говорить, что фэнтези в отечественной традиции - чужеродный субъект, привнесенный извне (а нам неоднократно доводилось слышать такое мнение, в том числе в научных дискуссиях и публикациях) - по нашему мнению, неправомерно. Показательно, что именно в русской литературе фэнтези, первоначально представлявшая собой тематико-стилистическое заимствование, обрела своеобразную национальную форму, известную как «славянская фэнтези».
Мы полагаем, что пример славянской фэнтези убедительно доказывает преемственность идеологических тенденций в отечественной культуре. Идеология, на которую опирается славянская фэнтези, во многих отношениях сохраняет актуальность для русской культуры в целом вот уже третье столетие. На протяжении указанного периода эта идеология, которую мы определяем как русский культурный национализм, получала многочисленные литературные манифестации, и славянская фэнтези выступает в данном случае как очередной этап освоения этой идеологии массовым искусством и массовой культурой. Под культурным национализмом мы понимаем совокупность идеологий и социальных практик, постулирующих и пропагандирующих приоритет конкретной культуры (в данном случае - русской) перед другими культурами и традициями.
В качестве самостоятельного направления в литературе и массовой

культуре славянская фэнтези сформировалась сравнительно недавно, во второй половине 1990-х годов; да и само представление о фэнтези как литературном направлении и как социокультурном явлении до сих пор остается во многом чуждым отечественной науке. Возможно, именно поэтому, несмотря на популярность данного направления у потребителей массовой культурной продукции, академический интерес к указанному субполю массовой культуры сравнительно невелик: фэнтези в целом изучается в основном на западных литературных образцах (преимущественно -творчество Дж. Р. Р. Толкина и К. С. Лыоиса), а славянская фэнтези анализируется в основном по функциональному признаку (герой славянской фэнтези; «Волкодав» - самый известный роман М. В. Семеновой - как пример современной феминистической прозы и т. д.); попыток же исследовать славянскую фэнтези как этап развития русского культурного национализма, истоки которого прослеживаются со второй половины XVIII столетия, и как своего рода «отражение» воспринятых современным обществом паранаучных идеологем фолк-хистори, не предпринималось вовсе, если не считать недавней статьи М. П. Абашевой1, по сути, только обозначившей проблему.
В значительной степени исследовательский вакуум в изучении националистической проблематики славянской фэнтези для широкой публики восполняет публицистика: авторы смело, не утруждая себя доказательствами, выдвигают гипотезы о наличии особого «славянского мифа», который якобы противопоставляется в славянской фэнтези «западному прогрессистскому мифу» и составляет «идеологическое ядро» данного направления. Эти публицистические конструкты не столько помогают выявить и осознать своеобразие славянской фэнтези, сколько привносят в анализ литературных произведений полемическую и даже политическую ангажированность. Настоящая диссертационная работа представляет собой первый в отечественном литературоведении и в отечественной культурологии опыт научного анализа славянской фэнтези как последней на данный момент стадии русского культурного национализма.
Цель настоящей работы - на основе анализа художественных текстов современной российской массовой культуры показать сюжетную и тематическую специфику произведений, относимых к славянской фэнтези, объяснить причины популярности данного направления у потребителей культурной продукции и проследить эволюцию идеологем славянской фэнтези в историческом контексте русского культурного национализма.
Целью работы определяются конкретные задачи исследования, к которым относятся:
изучение эволюции фэнтези как социокультурного явления в пространстве современной российской культуры; формулирование исследовательской концепции «славянского
1 Абашева М. П. Славянские фэнтези: псевдоистория, мифогеография, квазиидеология // Культ-товары-ХХ1: ревизия ценностей (масскультура и ее потребители) / под общ. ред. И. Л. Савкиной, М. А. Черняк, Л. А. Назаровой. Екатеринбург: Издательский дом «Ажур», 2012. С. 105-115.

вымышленный мир Средиземья имел «глубину и плотность», долгую и I тщательно прописанную историю, то есть, был по-настоящему возможным ' миром. Кроме того, квест из эпизода сюжета превратился в сюжетную основу - Толкин первым среди авторов фэнтези отправил своих персонажей в дальнее и опасное путешествие, исход которого должен определить судьбу мироздания. Более того, этих квестов оказалось сразу три, причем герои каждого действовали независимо друг от друга, и только читателю была открыта общая картина происходящего. Главным героем романа стал «маленький человек» (хоббит Фродо), а не классический «пропавший принц» (Арагорн).
Первый тираж романа был распродан всего за 6 недель, после чего сделали допечатку. Но настоящий коммерческий успех пришел только с выходом американского издания в бумажной обложке в 1965 году. Точнее, этих изданий было два: неавторизованное73 разошлось тиражом около 100 ООО экземпляров, авторизованное - тиражом более 1 ООО ООО экземпляров74. Именно с этого момента, учитывая суммарный тираж, мы вправе говорить о появлении фэнтези как направления массовой литературы. Отметим, что под влиянием романа Толкина американский писатель Л. Спрэг де Камп, душеприказчик совершившего самоубийство Р. Э. Говарда, в значительной степени переписал говардовские рассказы и повести о Конане-варваре, тем самым подарив им вторую жизнь — и одновременно поместив их в толкиновский контекст «древней истории с картами».
Клайв С. Лыоис, в отличие от Толкина, конструированием миров не увлекался; его «Хроники Нарнии», особенно в сравнении с «Властелином колец», - не более чем традиционные литературные волшебные сказки, причем сказки религиозные, аллегорические, дидактические. Это своего рода «Путь паломника» Дж. Беньяна для детей 1950-х. В аллегорической форме в повестях Льюиса излагаются основные моменты христианской доктрины; сам Лыоис говорил, что «эти книги - о Христе»75. В «Хрониках» Христос представлен в образе льва Аслана, который создает Нарнию, позднее жертвует собой и возрождается, а в последней книге цикла вершит подобие Страшного суда. По сюжету шесть повестей из семи посвящены волшебным приключениям детей семейства Певенси (несколько поколений), которые тем или иным чудесным способом переносятся в Нарнию; лишь одна повесть рассказывает о событиях, в которых семейство Певенси участия не принимает. На религиозной составляющей «Хроник» и религиозном контексте, в который они «вписаны», здесь нет необходимости останавливаться; отметим лишь, что Льюис, как говорится в недавнем
73 Американское издательство Асе Books сочло, что роман Толкина не подпадает под действие тогдашнего закона США об охране авторских прав, а потому оно имеет полное право опубликовать его без ведома автора.
74 Silvcrberg R. Reflections & Refractions: Thoughts on Science Fiction, Science, and Other Matters. Grass Valley, Calif: Underwood, 1997. P. 253-256; Ripp J. Middle America Meets Middle-Earth: American Publication and Discussion of J.R.R. Tolkien's Lord of the Rings. A Master's paper. Chapel Hill, NC: University of North Carolina, 2003.
75 Letters of C. S. Lewis. New York: Houghton Mifflin Harcourt, 2003. P. 411.