Метафизические основания локальных моральных систем

• Автор: Левин, Сергей Михайлович
• Шифр специальности: 09.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2014
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 187 с.

Оглавление

Введение

Глава 1. Метафизические основания концептуализации морали

§ 1. Соотношение морали и реальности

§ 2, Концепция морали: от абсолютизма к локальным системам

Глава 2. Моральный субъект и дистрибуция ответственности

§ 1. Физикализм, субъект и метафизическая свобода воли

§ 2. Предварительные намерения и проблема заблудшей причинности

§ 3. Искусственный моральный субъект

§ 4. Личность как носитель моральной ответственности

Глава 3. Социальная онтология и моральные нормы
§1. Метафизические основания общей теории социальной реальности
§ 2. Декларации статусных функции и моральная власть
Заключение
Библиографический список использованной литературы

Введение
Актуальность темы исследования диссертационной работы «Метафизические основания локальных моральных систем» обусловлена неопределенностью познавательной и дидактической ролей моральной философии перед лицом развития когнитивных наук, нацеленных на объяснение всей совокупности человеческих действий в терминах нейрофизиологии, в том числе и тех действий, которые подлежат этической оценке. При всей разнородности генезиса моральной философии и когнитивынх наук, их сосуществование в современном мире ставит перед исследоватем морали вопросы онтологического и эпистемологического характера.
Моральная философия сталкивается со «сциентистским вызовом» постольку, поскольку когнитивные науки предполагают построение целостной теории сознания, которая должна будет включить в себя все аспекты нашей мыслительной деятельности, в том числе и «морального сознания», т.е. совокупности осознанных и неосознанных операций, которые совершают люди при решении конкретных моральных вопросов. Конечно, попытки как-то совместить этику с научным знанием предпринимались довольно давно, достаточно вспомнить эволюционную этику Герберта Спенсера1. Однако, если раньше это были преимущественно спекулятивные или дескриптивные мероприятия, то сегодня некоторые учёные прямо ставят этические вопросы в рамках своих экспериментальных и статистических исследований по психологии, биологии и нейрофизиологии. Когнитивный подход к изучению сознания радикально переформулировал традиционную этическую проблематику и способствовал появлению в начале XXI века новой дисциплины - нейроэтики. Теперь моральные парадоксы стали предметом не только концептуального анализа, но и конкретного эмпирического исследования. Например, в работах Патрисии Чёрчлэнд прослеживается связь между эволюцией социальных отделов
См. Спенсер Г. Научные основания нравственности. Индукции этики. Этика индивидуальной жизни. М.: ЛКМ. 2011., Спенсер Г. Научные основания нравственности. Данные науки о нравственности. М.: ЛКМ. 2013.
мозга млекопитающих и параллельной трансформацией социоморальных практик, в которые эти млекопитающие были вовлечены2. Нейрофизиолог Сэм Харрис в своих трудах обращает особое внимание на нейрофизиологические процессы, благодаря которым различные религиозные моральные системы изменяют у людей восприятие добра и зла3. Большой академический интерес к нейроэтике привел не только к взрывному росту публикаций на эту тему, но и к созданию специализированного журнала «Меигоейпсв», в редакционную коллегию которого вошли как нейрофизиологи (Стивен Роуз), так и фшлософы сознания (Оуэн Флэнаган). Нейроэтика стала неотъемлемой частью когнитивных наук. При этом среди самих нейроэтиков нет единства относительно того, как их работа должна соотносится с классическими вопросами моральной философии4. А этик Б. Герт, анализируя труды по нейроэтике, в том числе упоминавшиеся работы С. Харриса и П. Чёрчленд, обращает внимание на то, что теории морали в этих работах радикально отличаются друг от друга, из чего он делает вывод о том, что нейроэтике нечего добавить к нашему пониманию морали5. Тем не менее, возражения подобного рода апеллируют к возможно случайным разногласиям в сравнительно молодой дисциплине и ничего не говорят о её принципиальной неприменимости для деконструкции наших этических теорий. Необходимо признать, что изыскания нейроэтиков как натуралистический, эмпирический проект выглядят, по меньшей мере, релевантными как для оснований метаэтики, так и для практических задач прикладной этики. И такая теоретическая близость потенциально может поставить или уже поставила моральную философию в крайне невыгодное академическое положение.
2 Churchland P. Braintrust: What Neuroscience Tells Us about Morality. Princeton: Princeton University Press. 2
3 Harris, S. The moral landscape: how science can determine human values. New York: Free Press. 2010.
4 Чтобы лучше понимать степень несогласия полезно сравнить позиции авторов в следующих работах: Pizarro D. Why Neuroscience Docs Not Pose a Threat to Moral Responsibility // Neuroscience. 2011. No. 2; Gerrans P., Kennelt J. Neurosentimentalism and Moral Agency // Mind, Vol. 119, No.475.
5 Gert B. Neuroscience and Morality // Hastings Center Report. 2012. No. 42. P. 27.

предложение нового оригинального решения, этот пример служит лишь для иллюстрации в «живой теоретической практике» тех ограничений, которые накладывает на нас инклюзивизм. Понятно, что в этих рассуждениях мы использовали и другие мегаэтические предпосылки, легко прочитываемые специалистами, однако мы не будем их артикулировать, чтобы не перегружать аргументацию и не отвлекаться от поставленной задачи.
Обычно принцип Юма (is-ought problem) звучит так: ошибочно выводить то, что «должно» из того, что «есть»; выводить императивы из описаний - это логическая ошибка. Попробуем обозначить один из возможных подходов к данной проблеме в рамках метафизического морального инклюзивизма. Начнём с того, что моральные предписания это не только основанные на наших ценностях лингвистические конструкции, но и сущности, которые регулируют значительную часть нашей жизни. Моральные предписания представляют для людей практический интерес постольку, поскольку они реализуются индивидами, то есть когда за ними стоят намерения по изменению мира в соответствии с этими предписаниями. К тому же не всегда моральные императивы осознаются и принимают лингвистическую форму, они могли быть запрограммированы в геноме или невербально почерпнуты из практики. Вряд ли моральное предписание, не имеющее отношения к ситуации, в которой находится моральный агент, и которое никто не принимает всерьез, может заметно и регулярно влиять на ход событий. Поэтому мы рассматриваем только такие предписания, интенциональное содержание которых потенциально может стать или уже стало действительными намерениями.
Проблема предстанет в другом свете, если мы будем говорить о моральных императивах не как о чём-то отдельном и самостоятельном, а как о чём-то входящем в мир, когда под миром понимается совокупность всего существующего. Моральному долженствованию и источникам этого долженствования оказывается просто «некуда больше деться», они часть реальности. И если есть некая совокупность возможных дескрипций мира, то всё, что существует, включая моральные императивы, описывается множеством этих