Ассоциативные связи слова как основа создания образа в произведениях Саши Соколова

• Автор: Брайнина, Татьяна Давидовна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 216 с.

Актуальность темы. Актуальность изучения индивидуального стиля Саши Соколова определяется особой значимостью произведений этого писателя для современной русской литературы из-за характерного для них языкового новаторства, множественности приемов языковой игры, изощренности формы, связанных со спецификой художественного мировоззрения автора.
В центре внимания Саши Соколова оказывается язык, его креативные возможности, потенциально заложенные в нем смыслы. Слово в произведениях этого автора осознается как точка пересечения нескольких смыслов, ассоциативно связанных с его звуковой оболочкой, обусловленных внутренней формой, паронимической аттракцией, омонимией и полисемией.
Непредсказуемость значений слов в романах Саши Соколова, влияние на них разнообразных ассоциаций рождают новые образы в сознании повествователей романов, приводят к бесконечным метаморфозам этих образов.
Оригинальность языка и сложность художественной формы произведений Саши Соколова были отмечены многими критиками и писателями. Хорошо известен восторженный отзыв В.В.Набокова о романе «Школа для дураков». Позднее о «волшебном юморе» Саши Соколова говорила
Н. Берберова, * Т. Толстая в предисловии к отрывкам из романа «Школа для дураков» писала о богатстве языка автора (Толстая 1988), мастерство Саши Соколова было отмечено также А. Битовым в послесловии к этому роману (Битов 1989). Вик.Ерофеев отмечает уверенность писателя в правильности его выбора в пользу совершенного стиля (Ерофеев 1993).
"Отзывы В.В.Набокова и Н.Берберовой были напечатаны на обложке второго издания романа «Школа для дураков» (Ардис, 1983 г.).

Индивидуальный стиль Саши Соколова представляется значимым явлением языка современной русской художественной литературы, тем не менее язык писателя недостаточно изучен.
Важным фактором, определяющим своеобразие идиостиля Саши Соколова, является характерное сочетание в его произведениях приема потока сознания, характерного для литературы модернизма, и приемов, свойственных постмодернистской литературе. Вопрос о соотношении модернистского и постмодернистского методов в творчестве писателя также является актуальным.
В работах М.Н. Липовецкого, посвященных классификации произведений современной русской литературы (Липовецкий 1995, 1997), Саша Соколов представлен как «ключевая фигура» русского постмодернизма, в «Словаре культуры XX века» В.П. Руднева (Руднев 1997: 357) как автор «одного из самых сложных текстов русского модернизма» и «одного из первых произведений постмодернизма».
Специфика постмодернистского мировоззрения, по мнению его теоретиков (Ж.-Ф. Лиотара, Р. Барта, Ж.Дерриды, У. Эко), заключается в тезисе непознаваемости, хаотичности действительного мира, что определяет новое осмысление слова в художественном произведении. Из-за ускользания (непознаваемости, неопределенности) означаемого слово, главным образом, понимается как означающее. Оно толкуется как знак, ассоциативно связанный с предыдущими литературными и другими контекстами, как указание на возможный круг ассоциаций и интерпретаций. В связи с этим в художественном произведении возрастает значение языковой игры и интертекстуальных взаимодействий.
Для индивидуального стиля Саши Соколова характерно сходное представление о слове. Неопределенность, диффузность значений слов в его произведениях выходит на первый план, актуализируются ассоциации, реализующие разные значения многозначных слов.

В основе содержания романов этого писателя лежит раскрытие картины мира повествователя, носителя расстроенного сознания. Целями автора являются моделирование и исследование процесса неконтролируемого мышления, влияния на него разнонаправленных языковых ассоциаций, демонстрация субъективности восприятия действительности.
Внешняя хаотичность повествования, обусловленная приемом потока сознания, мозаичной цитатностью, множественностью перечислений разнородных объектов, иногда отсутствием знаков препинания, не разрушает внутреннюю цельность произведения, базирующуюся на актуализации ассоциативных связей ключевых слов, образном осмыслении единства ряда их смыслов.
Исследование идиостиля Саши Соколова тесно связано с актуальными в современной лингвистике темами интертекстуальности и языковой игры.
Развитие постмодернистского мировоззрения придало новое звучание идее диалогичности слова, впервые высказанной в работах М.М. Бахтина. Теория интертекстуальности, разработанная на ее основе в трудах Ю. Кристевой, Р. Барта, Ж. Дерриды, сделала актуальной в современной лингвистике и поэтике проблемы цитатности и функционирования текста в тексте, о чем свидетельствуют работы Ю.М.Лотмана, З.Г.Минц, П.Х.Торопа, Ю.Н.Караулова, Ю.А.Сорокина, Н.А.Николиной и др.
Тема языковой игры затрагивалась в работах М.В. Китайгородской,
H.H. Розановой, Е.А. Земской, Е.П. Ходаковой, A.A. Щербины, Ю.И. Левина, Е.В. Падучевой, Э.М. Береговской, Б.Ю. Нормана, С.И. Походни, Т.В. Булыгиной, А.Д. Шмелева, Т.А. Гридиной, В.З. Санникова. Языковая игра рассматривалась как богатый материал для иллюстраций ряда положений лингвистики, а также как широкое поле для сознательного экспериментирования, манипулирования языком, помогающего открыть новые возможности использования языковых средств, особое значение при этом придавалось языковой игре в художественном произведении.

го, и адресата: исчезают глаголы и местоимения. Преобладание назывных предложений в конце этого лирического отступления («Сказка.» «Мечтательная пустота сердца, солнечного сплетения.» «Грусть всего человека.») подчеркивает неопределенность позиции наблюдателя.
С лирического отступления, написанного в форме перечисления, начинается «Ловчая повесть» - речь второго повествователя в романе «Между собакой и волком»: «Жить; знать цену глубоким галошам в пору разлива глубоких и мелких рек. Быть; мусолить жирно-зеленый лист. Жить-быть; по мере змеенья зимы меняться оттенкам ее слюдяных чешуйчатых крыльев. Жить-быть - пускай переливаются перламутрово: любая сосулька, любое перепело...»
Здесь чрезвычайно ярко проявляется неопределенность позиции наблюдателя, т.е. говорящего, поскольку все глаголы употреблены в форме инфинитива. Действия перечислены безотносительно к какому-либо субъекту, отношение говорящего к действующему никак не определено, но постепенно функции инфинитива меняются: «Марии - трубить в пастуший рожок на железной дороге, а той - торопиться на север в пятнадцати минутах ходьбы на закат... На югосклоне ж, над городом, вследствие значительных дымочадных, коверкающих горизонт работ, всегда иметься в наличии выбору вяленых и копченых туш. Рисовать отдаленные силуэты сотрудников почт - почтальонов, охваченных отчаянием и листопадом. Людям твоим - блуждать в парке твоем, а ненастьям твоим наступать, леденя их и раздувая полы их комиссионных крылаток, Марии - служить в высокой кирпичной башне, у самой границы станции...»
Упоминание о субъектах (людях, персонажах), которым надлежит совершать перечисленные действия, резко меняет функции инфинитива, который в этом случае выражает долженствование. Повествователь становится уже не только наблюдателем, но получает возможность опреде-