"Нескладные фигуры" и возвышенные человеческие образы "Прелюдии" Вильяма Вордсворта в свете персоналистической философии свободы Н.А. Бердяева

• Автор: Халтрин-Халтурина, Елена Владимировна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Батон Руж, США
• Количество страниц: 256 с. : ил.

Оригинал Ph.D. диссертации, ‘“Uncouth Shapes’ and Sublime Human Forms of Wordsworth’s The Prelude in the Light of Berdyaev’s Personalistic Philosophy of Freedom”, опубликован:
• ISBN 0-493-63586-6: книгой в академическом издательстве США: “ProQuest Information and Learning Company: Ann Arbor, Michigan, USA” через посредство “UMI Dissertation Services.” UMI Number: 3049210.
в электронном виде на официальном сайте защищенных диссертаций Университета штата Луизиана, США.
©2002 Elena V. Haltrin Khalturina

ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ПЕРЕВОДУ
Данная работа посвящена исследованию идей и изобразительных методов английского романтизма. Понятие термина «романтизм» менялось и на протяжении всего XX века, а вместе с ним несколько менялся и список главных представителей этого течения1. Интерес к индивидуальному человеку, к его жизненной истории, тем не менее, не отвергает ни одно из определений романтизма. Именно под знаком такого интереса создавалась и переводилась настоящая диссертация. Что касается главных фигур английского романтизма, то примерно с 1940-1950 гг. в англоязычных литературно-философских кругах укоренился термин «Крупная Шестерка Английских Романтиков» (“The Big Six”) — термин, широко используемый в критике и сегодня. Поэт-художник-офортист-мыслитель Вильям Блейк обычно считается «предромантиком» в этой Шестерке. Вильям Вордсворт и Сэмьюэль Кольридж — признанные основатели английского романтизма, которые величаются еще представителями «старшего поколения» романтиков. «Младшее поколение» представлено атеистичными Байроном и П. Шелли, а также — самым сенсуальным и музыкальным из всей Шестерки — Джоном Китсом. Таковы гиганты среди десятков знаменитых имен (в числе которых сегодня насчитывают множество поэтесс) литературной эпохи Туманного Альбиона XVIII-XIX веков.
Вильям Вордсворт (1 770-1850), родившийся и проживший большую часть жизни в Озерном крае Англии (Кэмберленд), граничащим с Шотландией, оказал огромное влияние на всех последующих поэтов английского языка и считается в англоязычных странах литературным классиком наравне с Чосером, Шекспиром и
1 Среди наиболее читаемых критических работ, определяющих терминологию, см.: А. О. Lovejoy, “On the Discrimination of Romanticisms.” 1924; M. Sherwood, Undercurrents of Influence in English Romantic Poetry. 1934; R. Wellek, A History of Modem Criticism: 1750-1950. Voi 2: The Romantic Age. 1955; T.E. Hulme, T. E. “Romanticism and Classicism.” Pp. 34-44 of Romanticism: Points of View. Edited by Robert F. Gleckner, Gerald E. Enscoe.1 962; M.H. Abrams, Natural Supernaturalism: Tradition and Revolution in Romantic Literature. 1973; J. Arac, Critical Genealogies: Historical Situations for Postmodern Literary Studies. 1987; K. R. Johnston and Gene W. Ruoff, eds. The Age of William Wordsworth: Critical Essays on the Romantic Tradition.1987; M. Gaull, English Romanticism: The Human Context. 1988; A. Day, Romanticism. 1996; S. Curran,(ed.), The Cambridge Companion to British Romanticism. 1998; D. Wu, (ed.), A Companion to Romanticism. 1999; J. L. Mahoney, Wordsworth and the Critics: The Development of a Critical Reputation. 2001.

Мильтоном. Именно год издания его сборника «Лирических баллад» (впервые издан в Бристоле в 1798 году), созданного вместе с С. Т. Кольриджем (из 23 стихотворений только четыре принадлежали перу Кольриджа, но сборник возник в результате долгих бесед и творческих споров двух друживших поэтов), считается годом рождения английского романтизма. Разделение труда между Кольриджем и Вордсвортом на момент создания сборника заключалось в том, что Вордсворт должен был описывать самые обычные вещи и инциденты так, чтобы они открывались совершенно в новом свете; а Кольридж должен был описывать невероятные вещи и события так, чтобы они казались реальными. Второе, двухтомное, издание «Лирических баллад», где имя Кольриджа уже не появилось на титульном листе, Вордсворт снабдил Предисловием (шлифовавшимся от издания к изданию, вплоть до 1815 года), поныне изучающимся и постоянно цитирующимся как первый и определяющий манифест романтизма в Великобритании.
Эта диссертация обращается, главным образом, к другой работе Вордсворта — к поэме «Прелюдия или взросление сознания поэта», написанной белым пятистопным стихом и представляющей собой творческую автобиографию Вильяма Вордсворта, которая также часто называется эпосом. Считается, что если Джон Мильтон преобразил жанр эпоса, сделав героем «Потерянного Рая» и «Возвращенного Рая» не мускулистого легендарного героя-воина, а нового Адама — Христа, смиренного и любящего, то Вордсворт продвинул жанр эпоса на новую ступень, сделав героем сознание реального человека-поэта, развивающееся до творческой зрелости. Интересно, что Вордсворт так и не дал название этому своему эпосу, чаще всего величая его просто «поэмой для Кольриджа». «Прелюдией» его назвала восьмидесятилетняя вдова Вордсворта, Мэри, которая опубликовала поэму в 1850 году (уже после смерти мужа). Мэри Вордсворт, видимо, руководствовалась тем, что поэма задумывалась Вордсвортом как подготовительное вступление — вроде портика — к грандиозной философской поэме о природе, человеке и обществе «Отшельник» (The Recluse). «Отшельник» (на идею создания которого Вордсворт вдохновился в 1797-98 гг.) так и остался в проекте, оставив, правда, множество фрагментов и черновиков. Самым большим из них является девятикнижная «Экскурсия» (The Excursion), опубликованная в 1 814 году, которая остается самым объемным произведением Вордсворта из всех, когда-либо им созданных. В предисловии к «Экскурсии» 1814 г. Вордсворт называл ее преддверием к

между Фантазией и Воображением:
Just as a «known and familiar landscape” may be transmuted by moonlight or «accidents of light and shade,” so, owing to the bond between nature and the soul of man, this dead world may be brought to life by the modifying colours of the «imagination.” Of the imagination, for this is the faculty which works the required magic without producing what is now felt to be «fictitious.” Where there is consciousness of fiction, it is the fancy that has been at work 23.
The law under which the processes of Fancy are carried on is as capricious as the accidents of things, and the effects are surprising, playful, ludicrous, amusing, tender, or pathetic, as the objects happen to be appositely or fortunately combined. Fancy depends upon the rapidity and profusion with which she scatters her thoughts and images; trusting that their number, and the felicity with which they are linked together, will make amends for the want of individual value: or she prides herself upon the curious subtilty and the successful elaboration with which she can detect their lurking affinities. If she can win you over to her purpose, and impart to you her feelings, she cares not how unstable or transitory may be her influence, knowing that it will not be out of her power to resume it upon an apt occasion. But the Imagination is conscious of an indestructible dominion;—the Soul may fall away from it, not being able to sustain its grandeur; but, if once felt and acknowledged, by no act of any other faculty of the mind can it be relaxed, impaired, or diminished.—Fancy is given to quicken and to beguile the temporal part of our nature, Imagination to incite and to support the eternal. (William Wordsworth, the Preface of 1815).
(«Закон, которому подчиняется Фантазия, столь же капризен, как и случайность совпадений, а результат этого действия неожидан, игрив, нелеп, забавен, хрупок и жалостен, когда совпадение это уместно и удачно. Фантазия определяется быстротой и обилием, с которыми она высыпает свои идеи и образы, надеясь, что их количество и счастливость комбинаций возместят недостаток ценности ее идей и образов, будь они взяты в отдельности. Фантазия также может похвастаться эксцентричной искусностью и плодовитой детальностью, с которыми она умеет обнаруживать сокрытые ассоциации. Если ей удается успешно завладеть тобой и наделить тебя фантазийными ощущениями, она не печалится о зыбкости и преходящести своего влияния, зная, что в ее силах возобновить это влияние при подходящей возможности. Воображение же помнит о непреходящем; Душа может отпасть от него, будучи не в силах постоянно поддерживать эту грандиозность; но если хотя бы раз человек ощутил ее и признал, никакие иные свойства ума не будут в состоянии ее ослабить, разрушить или умалить. Фантазия нам дана для оживления и чарующего обмана преходящего в нас; Воображение — для вдохновения и поддержки вечного» (из «Предисловия» 1815 г.)).
23 Basil Willey, p. 226; курсив Вилли.
Подстрочник: «В точности как “известный и знакомый ландшафт” может преобразиться в лунном свете или в “случайной игре света и тени”, так, благодаря связи между природой и душой человека, наш помертвелый мир могут оживить модифицирующие цвета “Воображения” — Воображения, ибо именно оно совершает чудеса без ощущения “фикции, литературности, выдумки, натяжки". Где, однако, осознается фикция, там действует Фантазия».