Поэтика диалогического в прозе Е. И. Замятина 1910 - 20-х годов

• Автор: Воробьева, Светлана Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Волгоград
• Количество страниц: 237 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Эстетическое кредо Е. Замятина
§ 1. Замятин и его концепция в контексте эпохи кризиса 17.
§ 2. Сотворчество (диалог) с читателем - основа теоретической концепции Замятина
ГЛАВА 2. «Монологический замысел» «уездной» трилогии Е. Замятина
(«Уездное», «На куличках», «Алатырь»)
§1. «Вещная» эстетика «Уездного»
§ 2. От «вещи» - к «оксюморону» (процесс разрушения «моноло- . гического замысла» в повести «На куличках»
§ 3. Диалектика монологического и диалогического в «Алатыре»
ГЛАВА 3. Динамика приемов формирования диалогичности С
в прозе ЕМ. Замятина ( «Островитяне», «Ловец человеков»; «Дракон», «Пещера», «Мамай»)
§ 1. Формирование основных признаков «полифонического замысла» в «английской дилогии» Е. Замятина
§2. Развитие основных приемов диалогичности в «петроградской трилогии» Е. Замятина («Дракон», «Пещера», «Мамай»)
ГЛАВА 4. «Диалогическая картина мира» в романе «Мы»
§ 1. Характер наррации. Особенности художественной структуры образа Д-503
§2. Структурные особенности образной парадигмы романа 146 §3. Диалогический контекст романа
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРА ТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
Творчество Евгения Замятина — одна из ярких страниц русской литературы XX века. Истоки его — в классическом наследии XIX века, а неизменный интерес, который и поныне вызывают творчество, личность и судьба писателя — верный знак того, что созданное им принадлежит не только уходящему, но и заступившему XXI веку. Произведения Е.И. Замятина, по словам Л.В. Поляковой, застолько уникальное и крупное явление, что прикосновение к ним 'инструментами критического ремесла даже в наше время гласности чревато зыпрямлением чудно изогнутой “кривой”(1).
Эта “графическая” метафора исследовательницы не случайна и очевидно юотносится как с особенностями творческой личности самого Е. Замятина, так I с позицией его дискурса, “еретической”, даже в контексте современного ему штературного процесса первых десятилетий XX века, столь богатого собственными гротиворечиями. Неизбежное следствие этого — весьма драматичный характер !заимоотношений замятинского наследия и литературной критики. Их история »бъединила в себе и возведение писателя в ранг “классика”, “мэтра”, “пророка”, и ерьезные сомнения исследователей в уникальности его творческого почерка, его :удожественного дарования (2). Повышенное внимание к произведениям писателя, ютрая полемика вокруг них сменялись десятилетиями замалчивания его места и юли в литературном процессе, порождая при этом искажающе-прямолинейные рактовки (3).
С приходом гласности наступает второе открытие Евгения Замятина русским итателем. “Вывернутая наизнанку” биография “возвращенных” писателей раматична не только самим фактом своего существования в общественном ознании России 1980-90-х годов, но и тем, что острое желание восстановить опранную справедливость, столь свойственное русскому менталитету, гановится причиной продолжающегося принципиального “искажения” в нтерпретации многих замятинских текстов: “Когда критики 20-х годов видели в розе Замятина только яд, они однобоко воспринимали открытия писателя. Когда
же современные критики в поисках Замятина различают только лекарство, они выдают желаемое за действительное... в наши дни, мы, кажется, снова используем оранжерейные способы оценки, снова навешиваем те же самые вывески, только зеревернув их обратной стороной, поменяв минусы на плюсы. Сегодня мы снова зе можем уйти от вульгарных характеристик" (4).
За последние несколько лет, благодаря прежде всего деятельности таких ‘замятинских” центров, как Тамбов (Государственный университет им. Г.Р. Державина), Санкт-Петербург (библиотека им. М.Е. Салтыкова—Щедрина), Москва Институт мировой литературы им. А.М. Горького РАН), Лозанна (Лозаннский шиверситет), в замятиноведении произошло значительное смещение приоритетов, вязанное с переключением внимания исследователей прежде всего на поэтику [роизведений писателя, их эстетическое своеобразие.
Основная часть работ о Е. Замятине по-прежнему связана сегодня с романом Мы” (исследования Б.А. Ланина, Л.К. Долгополова, И.А. Дронченкова, В.А. Гедзвецкого, Е.Б. Скороспеловой, H.H. Фигуровского, А.И. Ванюкова, Е.Г. Зущенко, др.) (5). Несмотря на многообразие подходов к его изучению, ощутимо яготение исследователей к некоему интерпретационному стереотипу штиутопический, антитоталитарный роман), который довольно активно азрушается в последние годы в работах, авторы которых делают попытки асставить иные акценты в его интерпретации: постмодернистские тенеденции
I.M. Геллер), “антидуализм” (Н.Р. Скалой), неомифологизм (Н.З. Кольцова) (6).
Широко освещен также вопрос о мировом и отечественном контексте 1мятйнского наследия ( работы Л.В. Поляковой, В.А.Туниманова, Э.Эндрюс, Н.М. римочкиной, Г.П. Барана, Г.Н. Боевой, Н.Л. Потаниной, Л.К. Оляндер, В.В. есятова, А.И. Куляпина, Л.А. Шаховой, И.В. Кирилловой и др.) (7). Ряд ^следователей рассматривает произведения Е. Замятина в аспекте традиция /сской культуры, русской классики (Т.Т. Давыдова, H.H. Комлик, Р. Рассел, И.Ф. зкиуллипа, И.М. Попова, Н.Ю. Желтова, др.) (8), а также стилевых новаций временного Е. Замятину литературного процесса (В. Шмид, Д.Е.

"Диалогический язык" Замятин последовательно объясняет появление этого термина: "диалогический" — взятый из диалога, разговора, живой речи".
Синонимичными ему понятиями в контексте рассматриваемого лекционного курса являются: "современный художественный", "разговорный" —
непринужденный" — "живой" — не литературный" — "не ораторский" — "не корсетный".
Замятин при первом же употреблении термина ("диалогический") принципиально и значительно расширяет область его функционирования, утверждая, что таким языком должны быть написаны "не только диалоги, но и пейзаж, и описание обстановки, и описание персонажей" (5,85). В результате "диалогический" в контексте рассуждений Замятина •— это не только формально "принадлежащий диалогу" (в лингвистическом его понимании), но и несущий в себе дискурсивное качество — "диалогичность".
Остановившись довольно подробно на особенностях лингвистического приемах создания диалогичности (выделение придаточных предложений в самостоятельные, редкое употребление причастий, местоимений "который", использование частиц, усеченные, неполные предложения), Замятин незамедлительно выстраивает этому понятию терминологическую оппозицию, заводя речь о монологе (8,86), также “распространяя” его до синонимического ряда: "монологический"— "корсетный" — "напомаженный" — "обычный литературный".
В противовес первому "ряду" все эти определения несут явную негативную оценку. Это заметно еще в предыдущей лекции "О сюжете и фабуле", когда само терминологическое определение еще не было найдено Замятиным, но отношение писателя к нему высказано вполне определенно: "дедуктивным" (т.е. идущим от отвлеченной идеи к конкретным образам) путем " созданы все проповеднического типа вещи, сюжеты которых редко выливаются в безукоризненно-художественную форму” (5, 140). Проповедь по Замятину всегда монологична, т.к. движима тенденцией и, согласно его утверждению, как