Теоретический анализ символических репрессий в современной политике

• Автор: Зиноватный, Павел Сергеевич
• Шифр специальности: 23.00.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 195 с.

Оглавление
Введение
Глава 1. Основные концепции «репрессивного общества» и «символического насилия» в социально-политической мысли XX века
1. Генезис понятия репрессии
2. Концепции репрессивного общества: от психоанализа
до постмодернизма
3. Политика и система символического
производства (концепция П. Бурдье)
Глава 2. Институционализация репрессивной модели общества в политических системах современности
1. Теоретическая, правовая и культурная легитимация тотальнорепрессивного общества на примере СССР
2. Методологические презумпции западной представительной демократии и проблема символических репрессий
3. Репрессивная коммуникация и политический процесс
Глава 3. Ключевые объекты символических репрессий и поиск гуманистической альтернативы
1. Секуляризация и «политика памяти» как ваяшейшие инструменты символических репрессий
2. Тема «репрессивного общества» и «новой духовно-религиозной реформации» в творчестве A.C. Панарина
Заключение
Литература

Введение
Актуальность темы исследования. Одной из наименее исследованных тем в теории политики остается тема «репрессивного общества». Хотя любое государство и любая политическая система репрессивны по определению, так как исполнение властных решений обеспечивается разветвленной карательной системой и физическим принуждением, вне поля зрения зачастую находится символический тип репрессии, который предполагает принуждение посредством воздействия на внутренний духовный (психический) мир человека.
Начиная с 90-х гг. XX века, с момента падения биполярной системы, в политической науке и в политической риторике, характерной для евроатлантического Запада, широко применяется противопоставление демократий, «открытых и свободных обществ» так называемым «репрессивным обществам» и «репрессивным режимам». При этом достаточно отчетливо обозначилась тенденция, связанная с использованием наднациональными властными элитами подобных классификаций и оценок как едва ли не главного аргумента при принятии политических решений карательного характера по отношению к государствам, режимам и даже цивилизационным мирам, попавшим по самым разным причинам в число «изгоев» и геополитических противников «свободного мира». Доминированию этой тенденции в политической теории и практике содействует формирование и распространение политологических учений и их своеобразного «отражения» в мире реальной политики - геополитических доктрин, обосновывающих необходимость установления «однополярного» мироустройства в интересах «продвижения свободы». Назначение такого рода учений и доктрин состоит в обосновании вполне предсказуемых репрессивных мер: как только «продвижение свободы» в какой-либо точке земного шара встречает сопротивление со стороны общества или политического режима, США получают повод и идеологические основания

усмотреть в этом угрозу собственной национальной безопасности и ответить мерами военного «принуждения к свободе». Знаковыми политическими событиями конца 90-х - начала 2000-х гг. стали инициированные и осуществленные США и их европейскими партнерами военно-силовые меры по смене политических режимов в ряде регионов (Югославии, Афганистане, Ираке).
Актуальность заявленной темы постоянно возрастает, поскольку последствиями такой практики явились как внутриполитическая дестабилизация во «взрывоопасных регионах» (вплоть до разрушения союзной государственности, как это имело место в Югославии), так и стратегическая нестабильность, пронизывающая все сферы жизни. В данном случае, как заметил A.C. Панарин, посвятивший этой проблеме свою последнюю опубликованную книгу, речь идет о модели, претендующей на универсальность: «с ее помощью может быть описана как глобальная стратегическая нестабильность современного мира в целом, так и стратегическая социальная нестабильность, связанная с современными реформами и модернизациями в отдельных странах, в том числе и в России»1.
Технологии глобальной дестабилизации с полным набором «репрессивного инструментария» используются и совершенствуются под «теоретическим прикрытием» исследовательских программ и проектов, далеких от политической нейтральности и научной объективности, но опирающихся на огромный массив социологических данных, которые создают видимость полной достоверности, значимости и актуальности сделанных выводов и рекомендаций. К примеру, влиятельная американская правозащитная организация “Freedom House” с 1972 года публикует ежегодные доклады «Свобода в мире» (“Freedom in the World”), в которых выстраивает градацию более 192 государств и 14 территорий по степени «несвободы» или «репрессивности» их политических режимов. Несмотря на
1 Пстарип A.C. Стратегическая нестабильность в XXI веке. М., 2003. С. 8.

большинство людей, утешить их, примирить их с жизнью, сделать их носителями культуры, и тогда бы никто не стал стремиться к изменению существующего строя. И, во-вторых, огромное количество людей ощущают недовольство культурой, несчастливо в ней, видят в ней ярмо, которое нужно сбросить, силятся изменить культуру, или в своей вражде к культуре заходят так далеко, что вообще ничего не хотят знать ни о ней, ни об ограничении первичных позывов. Отсюда у Фрейда рождается нечто вроде стратегического плана — «религию из нашей европейской культуры изъять»49. В интеллектуальном плане, по мнению Фрейда, это означало замену религиозного обоснования культурных предписаний рациональными, а в институциональном — отмену религиозного воспитания и обучения.
Этот шаг должен был, с его точки зрения вести, к примирению с давлением культуры. В этом случае следовало бы признаться в чисто человеческом происхождении всех культурных установлений и предписаний. Вместе с обязательной святостью рухнула бы и окостенелость и неизменность этих заповедей и законов. Люди поняли бы, что эти законы не столько для того, чтобы господствовать над ними, сколько для того, чтобы служить их интересам; у них создалось бы к ним более дружественное отношение, и они ставили бы себе целью не уничтожение их, а только улучшение. Разумеется, многие культурные предписания будут упразднены. Но, не уточняя, какие именно, Фрейд заявляет: об этом едва ли стоит сожалеть.
Несмотря, на такие замыслы глобального масштаба по замене религиозного фундамента европейской культуры рациональным, изложенные в работе «Будущее одной иллюзии» (1927, 1930), аргументация Фрейда с самого начала обнаруживает слабые стороны.
Во-первых, не приводятся данные о том, в чем фактически выражается бремя религиозно мотивированной культуры, более того, не приводятся доказательства того, что религиозные требования были идентифицированы
49 Там же. С. 521.