Стихотворные повести В.А. Жуковского 1830-х гг.: проблемы перевода и мифопоэтики

• Автор: Никонова, Наталья Егоровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 203 с.

9 1. Принципы перевода В.А. Жуковским стихотворных повестей 1830-х

1.1. Особенности сюжетно-композиционного строения
стихотворных повестей 1830-х гг
1.2. Образная система повестей
, 1.3. Рыцарская тема в поэтическом творчестве первого русского
романтика
1.4. Авторское начало в стихотворных повестях В.А. Жуковского 1830-х гг
ф 2. Мифопоэтические основы жанровой организации повестей
2.1. Мифопоэтика мотивной структуры повестей
2.1.1. Мотив сердца и мифологема души
2.1.2. Мотив ундины
2.1.3. Морской мотив
2.1.4. Мотив суда и мифологема судьбы

2.2. Мифопоэтика художественного пространства
2.3.0 мифофункции нарратива стихотворных повестей В.А.
Жуковского 1830-х гг
2.4. Стихотворные повести В.А. Жуковского в контексте литературной эпохи 1830-х гг
Заключение
Литература
<■4
Постановка проблемы
Создав «поэтический перевод как равноправный литературный жанр1», В.А. Жуковский принёс русской литературе и культуре «больше пользы, чем множество других поэтов, хотевших стать “оригинальными”»2.
Мастерство Жуковского-переводчика открыло для русской культуры принципиальную неоднозначность и объёмность чужого слова. Установка на «преображение» идеи оригинала «в создание собственного воображения», требование повторить за автором оригинальным «с начала до конца работу его гения» провозглашаются романтиком в ранних статьях и сохраняются в позднем творчестве. Основные воззрения на перевод были сформулированы, главным образом, в статьях «О басне и баснях Крылова» (1809), «О переводах вообще, и в особенности о переводах стихов» (1810), «’’Радамист и Зенобия”» (1810). Требование от переводчика воссоздания «идеала, представляющегося ему в творении переводимого им поэта» и «перевода характера»3 находится в русле собственных поисков и метода романтического перевода, выдвинувшего теорию идеала как данного художнику субъективного духовного откровения.
Романтическая теория перевода сформулирована Повалисом, он определил три переводческие стратегии: «грамматическую», «изменяющую» и
«мифотворческую», отдавая предпочтение последней. «Мифотворческий» перевод (истинный, «в самом высоком смысле») «передаёт чистую идеальную сущность индивидуального художественного произведения», «предлагает нам не реальное произведение, но идеал его»4. «Изменяющая» или «грамматическая» переводческие стратегии, альтернативные «претворению в миф», имеют дело, в первую очередь, с языковым выражением, а не с «духом» подлинника. В истории изучения преимущественно переводного наследия поэта можно встретить указания на близость переводческих принципов русского романтика принципам
1 Ратгауз Г.И. Немецкая поэзия в России II Золотое перо: Немецкая, австрийская и швейцарская поэзия в русских переводах, 1812—1870. М., 1974. С. 14.
Лазурский В.Р. Западноевропейский романтизм Жуковского. Одесса, 1902. С
3 Жуковский В.А. Эстетика и критика. М., 1985. С. 256—257.
4 Новалис. Фрагменты // Зарубежная литература XIX века. Романтизм. Хрестоматии историко-литературных материалов. М., 1990. С. 70—71.

«мифотворческого перевода»5, однако такая постановка проблемы не получила должного внимания, в то время как общность эта очевидна и позволяет сделать заключение о том, что исследование в системе «оригинал - перевод Жуковского» должно включать в себя в качестве самостоятельного пласта анализа разбор мифотектоники обоих текстов.
Художественные тексты Ф. Шиллера, Л. Уланда и Ф. де ла Мотт Фуке, переводы которых В.А. Жуковский относит в 1830-е гг. к жанру повести, репрезентативны в плане эстетики и индивидуальной мифологии художников.
Наиболее изучены шиллеровские переводы поэта, поскольку «поэтическое творчество Жуковского и формирование эстетики русского романтизма стали наиболее сильными побудительными причинами» интереса к лирике Шиллера в России6. Его переводы на много лет определили отношение широких читательских кругов к Шиллеру и вообще немецкой литературе7.
Сюжеты трёх интересующих нас стихотворений Шиллера построены принципу противостояния - организующей является идея драматического движения, контрастное представление которой дисактуализирует даже соприкосновение христианства и язычества. При этом в “Der Kampf, mit dem Drachen” и “Der Handschuh” основные шиллеровские мифомотивы (подвига и борьбы с змеем, львом) воплощены непосредственно.
Л. Уланд - вторая после Ф. Шиллера по значимости фигура в переводном творчестве русского романтика. П. Виноградов отмечает: «Кумир Жуковского, величайший поэт для него — Шиллер <...> и среди его художественных переводов переводы творений Шиллера занимают первенствующее место. <...> Второе место в поэтических симпатиях Василия Андреевича принадлежит Уланду. Тяготение к нему Жуковского вытекало из их духовного родства»8. Высокий нравственный пафос и глубинная идиллическая модальность определяют близость поэзии и эстетики - подобно Жуковскому Уланд был «эталоном нравственной чистоты и высоты помыслов»9 и представлял «редкий образец полной гармонии поэтического
3 На этот факт указывают Е.Г. Эткинд, вслед за ним Ю.Д. Левин; а также Л. П. Шаманская.
6 Данилевский Р.Ю. «Молодая Германия» и русская литература. С 42.
7 Левин Ю.Д. О русском поэтическом переводе в эпоху романтизма // Ранние романтические веяния (Из истории международных связей русской литературы). Л., 1972. С. 222.
8 Виноградов П. Жуковский и романтическая школа. М., 1877. С. 20.
9 Гугнин А. Романтический челн в бурных волнах истории, или поэзия Людвига Уланда // Уланд Л. Стихотворения. М., 1988. С. 10.
качество Слова и повествования в «Ундине», синтезирующей жанровые компетенции предыдущих повестей, с одной стороны, и воплощающей взгляды поэта на эпическую поэму, сформулированные ещё в 1805 — 1810-х гг: здесь и распространённые повествования каждого из героев и автора, лирические монологи «дистанцированного» автора-повествователя, подчёркнутая «перфектность» единого события.
Родовая форма, в которую облекается романтический конфликт, по преимуществу эпическая - эпическая в понимании самого поэта. То есть, во-первых, соотносимая с драматическим содержанием, но представляющая «множество разных действий, составляющих целое», во-вторых, придающая чудесному иллюзию объективности благодаря обязательной временной дистанции («сия отдалённость очень способна и для поэтических вымыслов, для чудесного»)39. Повествование - организующее начало, концептуализирующее художественную модель мира в произведении и реализующееся в Слове повествователя. Повествовательный акт не только ориентирован на выражение состояние, экспрессии, но приобретает статус события, становится единственно возможным моментом гармоничного освоения бытия. Эта установка проявляется не только в жанровом переименовании произведений, но и в их глубинной трансформации (универсализация конфликта и усмотрение бытийных основ вершащегося). Не всегда автор-повествователь является тем медиумом, через призму которого даётся высший смысл или же иллюзорно объективный взгляд. Так происходит в «Перчатке» и «Суде Божием», главным образом и в «Ундине». В «Сражении с змеем» и в «Нормандском обычае» эта модель дублируется. В первой повести действие рыцаря приобретает высокий духовный смысл, становится событием в его же Слове; во второй последовательность действия вообще непринципиальна, всякое действие восстанавливается только в повествовании о нём. Можно с определённостью сказать, что стихотворные повести Жуковского 1830-х гг. отражают творческую лабораторию поэта на пути к переводу «эпических поэм».
Все повести имеют разветвленную фабулу. Эмоциональная тональность переводов не играет основной роли в поддержании читательского интереса,
w Эпические каноны были осмыслены Жуковским в «Конспекте по истории литературы и критики» (1805-1810 гг.). См. Жуковский В.А. Эстетика и критика. М.: Искусство, 1985. С. 49—157.