Региональный миф в политической культуре современной России

• Автор: Нечаев, Владимир Дмитриевич
• Шифр специальности: 23.00.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 261 с. : ил.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Елава L Содержание «образа мира» в региональной политической культуре в условиях социокультурного кризиса: пространственно-временные характеристики
§ L «Образ пространства» в региональной политической коммуникации
§ 2. «Образ времени» в региональной политической коммуникации
Глава 2. «Политический лидер» и «политическое лидерство» в современной региональной политической культуре
§ 1. Региональный политический лидер как представитель региональной общности. 110 § 2. Образ регионального политического лидера как элемент регионального социально-политического мифа
Заключение
Источники и литература
Приложение

Введение
Актуальность темы. Значимой составляющей политических изменений кон. 80 - середины 90-х гг. в России стала регионализация страны. Перераспределение прав и властных полномочий от центральных органов государственной власти к региональным, нарастающая диверсификация режимов власти в субъектах РФ (а до того в административно-территориальных и национально-государственных единицах РСФСР) наряду с другими процессами кардинальным образом изменили характер российской политической системы. В отличие от децентрализации, проводимой по инициативе центра в целях оптимизации государственного управления, регионализация происходит по инициативе самих региональных сообществ или обретающих легитимное право их представлять структур и лиц1. Этот аспект регионализации, как правило, упускается из виду в существующей достаточно обширной литературе по
1 См.: Fleiner Т, Basta L. R. Federalism, Federal States and Decentralization // Federalism and Multiatnic States / Ed. by T. Fleiner, L. Basta Fribourg: Institut de Fédéralisme Frebourg Suisse, 1996. P. 1-41; Paddison R. Regionalism in the post-industrial state // Razvoy. Zagreb, 1991. №1. P.7-18; Аболин О. Ю. Всемирный и европейский федерализм: вероятные перспективы // Политические исследования. 1994. № 5. С. 142-148; Макарычев А. Федерализм и регионализм: европейские традиции, российские перспективы // Политические исследования. 1994. № 5. С. 152-155; Смирнова М. В. Политические отношения «центр-регион» в переходный период. Дис... канд. полит, н. М.: Акад. гос. службы при Президенте РФ, 1995. 159 с.; Солник Ст. «Торг» между Москвой и субъектами Федерации о структуре нового Российского государства: 1990-1995 г. // Политические исследования. 1995. № 6. С. 87-103; Хенкин С. М. Сепаратизм в России - позади или впереди? // Pro et Contra. 1997. № 2. C. 5-19; Элейзер Д.Дж. Сравнительный федерализм // Политические исследования. 1995. №5. С. 106-115.

российской политической регионалистике2. Тем самым анализ факторов, придающих региональному сообществу политическую субъектность, представляется актуальным как в научном, так и в практическом отношении.
Постановка проблемы и ее обоснование. К числу факторов, обеспечивающих процесс представительства больших социальных групп в политике можно отнести механизмы актуализации групповой идентичности, которые позволяют региональному сообществу выступать как целое в ситуациях политической мобилизации и таким образом в значительной мере обеспечивают собственное представительство в политике3. С этой точки зрения региональное сообщество целесообразно рассматривать не как население региона, а как социальную общность, объединенную региональным самосознанием, репрезентируемым в системе групповых символов, в том числе политических4. По своим характеристикам региональное сообщество вполне может быть отне-
2 Подробный обзор исследований в этой области см.: Гельман В., Рыженков С. Политическая регионалистика: от общественного интереса к отрасли знания? // Социальные исследования в России: Немецко-российский мониторинг. Берлин; Москва: Полис, 1998. С. 138-186.
3 См.: Бурдье П. Политическая социология / Пер с фр., сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко М.: Socio-Logos, 1993.336 с.
4 Подобное определение термина нельзя назвать традиционным. Обычно в рамках не только географии, но и регионологии регион рассматривался скорее как географическая зона, территория, обладающая физической и/или социально-экономической и/или этнокультурной (населения) однородностью. Однако в последнее время в политической регионалистике все большее признание находит понимание региона в первую очередь как сообщества людей. Указывая на недостаточность географического определения региона при анализе политических процессов, Н. Гоффе и И. Цапенко подчеркивают: «Регион — это люди, проживающие на его территории и образующие определенную историко-культурную общность» (см.:Гоффе H., Цапенко И. Россия в «шкуре леопарда» социальные проблемы региональной политики // Мировая экономика и международные отношения. 1996. № 2. С. 23). При всей противоречивости подобного определения, в нем подчеркивается существенный момент: в рамках по-

наличная для того или иного сообщества система артефактов, опосредующая социальную деятельность.
В современных вариантах культурно-исторического подхода подчеркивается сложная организация этой системы. В частности весьма продуктивной с точки зрения применения указанного подхода к проблематике теории политической культуры представляется мне концепция М. Вартофски о многоуровневое™ опосредования деятельности.
Согласно М. Вартофски можно выделить минимум три уровня опосредования деятельности. Первый уровень составляют так называемые первичные артефакты, используемые как орудия или средства деятельности. В случае материального производства - это, например, орудия труда. Представление о первичных артефактах наиболее близко к традиционному представлению об артефакте как предмете материальной культуры. Однако, более точным, на мой взгляд, является определение первичного артефакта как ресурса деятельности, того, что может быть использовано актором для получения практического эффекта, достижения целей.
Использование артефактов первого уровня предполагает, в свою очередь, наличие неких норм (нравственных, технических и др.), определяющих способы действий с первичными артефактами. Нормы при этом не существуют в чисто идеальном виде. Реальность норм предполагает экстериоризированные формы сохранения и передачи представлений и способов действий: предписания, обычаи, конституции и т.п. В модели М. Вартофски нормы рассматриваются как вторичные артефакты, опосредующие использование артефактов первого уровня.
Наконец, в качестве самостоятельного уровня артефактов рассматриваются продукты культуры, которые условно можно назвать “автономными воображаемыми мирами”, объективированными в тех или иных символических формах, в которых нормы, конвенции, ресурсы получают некий непрактический смысл. М. Вартофски приводит в качестве примера произведения искусства, но в принципе в этом смысле можно говорить о продуктах научного творчества, религии или мифологии. Сущест-