Реальности поэтического перевода : Типологические и социологические аспекты

• Автор: Чайковский, Роман Романович
• Шифр специальности: 10.02.20
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1997
• Место защиты: Магадан
• Количество страниц: 79 с.; 20х15 см

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА ИССЛЕДОВАНИЯ
В докладе обобщаются результаты -комплексного исследования, проведенного автором в области теории поэтического перевода. Поэтический перевод — наиболее сложный вид перевода. Некоторые полагают, что он труднее самого поэтического творчества. Так, французский теоретик перевода Ж. Пари пишет: ’‘...переводы могут порой быть труднее самой поэзии. Переводчик должен вернуться к изначальному чувству поэта и определить истоки переводимого произведения; он должен весь свой ум и свое восприятие направить на исследование того, что для поэта могло быть просто озарением, даром богов. Уяснив себе сердцевинную суть стихотворения, восстановив во всем многообразии деталей весь духовный процесс его создания, переводчик вынужден преодолевать еще больше трудностей, нежели сам автор, — он из этой духовной конструкции должен перейти к конкретному языковому выражению, будучи при этом ограниченным в своей поэтической свободе, и обязан безнадежно стремиться найти соответствие каждому слову, каждой строчке, каждому отдельному элементу ритма и метра неуловимого образца”' [The Craft and Context of Translation, 89].
Ему вторит английский поэт и переводчик П. Джей: “Я полагаю, что перевод стихотворений ... намного труднее, чем создание своих собственных стихов, хотя, видит Бог', это тоже довольно трудно..." [Translating Poetry, 76].
Этих двух высказываний достаточно, чтобы представить себе всю сложность процесса поэтического перевода, уяснить, насколько значима, ответственна и трудна социальная миссия переводчика поэзии, и осознать необходимость развития научной теории и критики перевода.
В силу ряда обстоятельств последние тридцать лет теория поэтического перевода находится в состоянии стагнации. Многие результаты, достигнутые предыдущими поколениями исследователей (В. Брюсов, М. Лозинский, Е. 9т-кинд и др.), оказались забытыми, уровень переводческого мастерства резко низился, критика перевода осталась без надежных критериев. И если исследо
> еденного и машинного перевода успешно развивались все эти годы, то теория поэтического перевода осталась в целом на позициях 60-х гг. И только работы

С. Ф. Гончаренко и некоторых других ученых не давали прерваться традиции исследования поэтического перевода в нашей стране, однако их усилий оказалось недостаточно, чтобы теория поэтического перевода встала вровень с другими отраслями переводоведения. Поэтому назрела острая необходимость интенсифицировать исследование проблем поэтического перевода. Поэтический перевод в России всегда составлял важную часть общего литературного процесса, и его достижения общепризнанны. Он представляет собой неотъемлемый элемент общенационального культурного достояния и заслуживает всестороннего изучения. С учетом изложенной ситуации требуется прежде всего провести своеобразную инвентаризацию категорий и понятий поэтического перевода. На данном этапе развития теории и практики поэтического перевода необходимо в первую очередь объективно проанализировать и описать все его реальности. Предписывающая теория поэтического перевода должна уступить место теории дескриптивной, в основу которой должны быть положены реальные социокультурные факты: обсуждать следует не то, что, по мнению теоретиков и критиков перевода, должно было бы быть в том или ином переводном тексте, а то, что есть на самом деле, — конкретные поэтические оригиналы и их иноязычные перевоплощения в их социально-художественном бытовании.
В нашей работе основное внимание уделено трем аспектам теории поэтического перевода. Это некоторые проблемы современного состояния науки о переводе поэзии, вопросы типологии поэтического перевода как основы объективной критики переводов и проблемы социологии поэтического перевода.
Теоретическую основу исследования составили труды отечественных перево-доведов: В. Я. Брюсова, К. И. Чуковского, А. В. Федорова, М. П. Алексеева, М. Л. Лозинского, Е. Г- Эткинда, а также Л. С. Бархударова, М. Л. Гаспа-рова, С. Ф. Гончаренко, В. Н. Комиссарова, Л. К. Латышева, Ю. Д. Левина, Р. К. Миньяр-Белоручева, А. Д. Швейцера. Кроме того, использовались работы В. В. Коптилова, Я. М. Погребенник, А. М. Финкеля, Г. Р. Гачечиладзе, а также исследования зарубежных авторов — Р. Блая, В. Винтера, Ф. Кемпа, И. Левого, А. Лефевра, А. Лиловой, Ю. Найды, X. Ортега-и-Гассета, О. Паса, А. Поповича, К. Райсс, Б. Раффела, Дж. С. Холмса, Р. Якобсона и др.
Актуальность исследования определяется следующими обстоятельствами:
1) отсутствием обобщающих работ по поэтическому переводу в отечественном переводоведении последних десятилетий;
2) неразработанностью типологии поэтического перевода;
3) недостаточной изученностью форм поэтического перевода;
4) размытостью критериев критики поэтического перевода;
5) необходимостью разработки основ социологии поэтического перевода.

Вокруг подстрочника нагромождено много несуразностей. Так, Е. Евтушенко утверждает, что “в переводе с подстрочника нет ничего позорного, если чувствуешь душу поэта, ибо это не менее важно, чем язык” [Евтушенко, 6]. Но как можно почувствовать душу поэта, не зная языка, на котором эта душа говорит о себе? На этот вопрос защитники подстрочника ответа не дают. В. Левик утверждает, что обработчик может увидеть поэтический мир оригинала — благодаря таланту и интуиции, которые поддерживаются общим пониманием культуры другого народа. Возможно, что в отдельных случаях такая “культурная поддержка” помогает обработчику составить текст, в некоторой мере отражающий оригинал. Но как это может произойти, если так называемый переводчик “переводит” с десятков разных языков. Мог ли, к примеру, Л. А. Озеров обладать общим пониманием культуры народов, говорящих на абхазском, аварском, азербайджанском, английском, арабском, армянском, балкарском, башкирском, белорусском, болгарском, бурятском, венгерском, вьетнамском, голландском, грузинском, идиш, ирландском, итальянском, кабардинском, казахском, каракалпакском, киргизском, китайском, латышском, литовском, молдавском, немецком, осетинском, польском, румынском, таджикском, туркменском, узбекском, уйгурском, украинском, фарси, фламандском, французском, чеченском, чешском, шведском, эстонском и якутском языках? [Русские писатели. Поэты, 92—94]. Сорок три языка Л. Озерова — далеко не рекорд среди обработчиков подстрочников. Естественно, что в подавляющем большинстве случаев в этих “переводах” решающими были не талант, не интуиция, не понимание культуры, а иные категории. Но чтобы как-то узаконить для себя это неоправданное определение, обработчики начали возводить вокруг своей деятельности по переводу с русского языка на русский теоретические заборы, призванные заслонить их профессиональную наготу (Подробнее см; [Чайковский,
1997 (2)]).
Читатель может воспринимать подстрочные переводы, “обработанные” третьим лицом, в том случае, если под ними будут стоять подписи обоих — и человека, сделавшего подстрочный перевод, то есть человека, знающего язык оригинала, и обработчика. Подпись переводчика удостоверяла бы, что обработчик не сильно исказил оригинал. Эти два человека и должны работать вместе. Только такой творческий тандем мог бы заменить поэта-переводчика, знающего язык (но как мы могли уже убедиться в разделе о переводе-девальвации и этот подход не гарантирует успеха).
В истории отечественного поэтического перевода мало случаев, когда бы имя автора подстрочного перевода указывалось наряду с именем обработчика. Исключением из этой неблагодарной по отношению к авторам подстрочных переводов практики были сборники восточной поэзии издательства “Художественная литература” 70-х гг.