Пространственно-временная характеристика единиц звукового строя : На материале русского и башкирского языков

• Автор: Галлямов, Азамат Абдрахманович
• Шифр специальности: 10.02.19
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Уфа
• Количество страниц: 182 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Часть 1. Исходные принципы и категории
Предварительные замечания
Глава 1. Язык как инобытие человека
Человек. Язык. Культура
Язык как инобытие человека
Язык / языки
Онтологические характеристики языка
как инобытия человека
Глава 2. Язык как пространство и время
Часть 2. Единицы звукового строя
Физика языка
Глава 3. Проблема единиц описания
Проблема единиц описания..,
Проблемы глоттргёнеза.л
Глава 4. Единицы звукового строя
Структурно-типологические свойства русского и
башкирского языков
Единицы звукового строя русского и башкирского
языков
Заключение
Список литературы
Приложения
Схема
Схема
Схема
Схема
Схема

ВВЕДЕНИЕ
Темой настоящего диссертационного исследования является анализ пространственно-временной конфигурации единиц звукового строя русского и башкирского языков. Несмотря на то, что проблема выявления и описания единиц звукового строя языка (как в общем языкознании, так и в прикладных лингвистических исследованиях) получила довольно подробный и всесторонний анализ, говорить, что она исчерпана, на наш взгляд, пока что рано.
Суть вопроса, как мы считаем, заключается в том, что основная масса современных лингвистических исследований основана на следующих предпосылках: язык есть социально обусловленная, стихийно сложившаяся семиотическая система дискретных (членораздельных) знаков, предназначенная для хранения, передачи и получения информации.
В соответствии с этими предпосылками выделяются и основные функции языка - коммуникативная, номинативная и прочие. Несмотря на обилие работ по теории знака, анализу системноструктурных свойств языка и более частным вопросам исследования языка, языковой структуры и функциональных, когнитивных и других языковых свойств, проблема создания общей теории онтологического бытия языка самого по себе, безотносительно к его функциональным свойствам, представляется делом пока еще достаточно отдаленного будущего.
В определенной мере наши взгляды идут вразрез с современными требованиями антропоцентристского, когнитивного или функционально-семантического подхода к изучению языка. Однако мы в данном случае исходим из выдвинутого, например, М,В.Араповым тезиса, суть которого состоит в требовании номо-тетического подхода к анализу языка, в противовес идеографиче-

скому. В частности, он пишет: «... перед лингвистами долгое время не вставал вопрос, насколько достоверно номотетическое знание о языке... Пока законы формулировались в расчете на человека, активно взаимодействующего с языковой средой, законы выполняли роль полезного прогноза, предсказывающего, что скорее всего услышит (прочтет) человек, овладевающий чужим для него языком или иной (например, письменной) формой родного языка, или какая форма выражения его мысли будет скорее всего понятна в новых условиях.
Однако в конце XX в. языкознание встретилось с новой задачей: впервые возникла потребность отчуждения языка от его носителя» (подчеркнуто нами - А.Г.). Компетентным в области языка должен был стать уже не член человеческого общества, но автомат, а знания о языке должны были быть воплощены пусть в очень сложном, но ограниченном по объему программном продукте (Арапов 1988, 177 - 1 78).
Несколько иначе эту проблему сформулировал М.К.Мамардашвили применительно к анализу явлений сознания. В частности, он указывает, что «тот стиль научного исследования, который ныне господствует, не способен в одном, логически гомогенном исследовании объединить эти две разные вещи - то, как мы исследуем физические явления и достигаем их объективного понимания, и то, как мы при этом способны понимать - научно, объективно - те сознательные и жизненные явления, которые наблюдаются в исследовании и понимании первых (т.е. физических) явлений (как, впрочем, и помимо этого). А определенная унификация средств анализа двух рядов явлений - ряда физического и ряда сознания (т.е., фактически, объединение тем самым в один двух циклов наук — наук физических и наук о жизни и сознании) явно необходима: интеллектуально удовлетворительная, полная картина

3) теория порождающей грамматики в ее некоторых версиях;
4) деятельностно-эпистемологическая концепция речемыслительной деятельности Г.П.ГЦедровицкото» (Постовалова 1982: 198).
Для нас в концепции Гумбольдта важен указанный им момент содержательного единства человека и языка, возможность интерпретации этого единства не только как единства двух объектов, взаимно детерминирующих друг друга, но и как двух форм существования единого объекта, в виде, по выражению Лосева, «единораздельной цельности» (Лосев 1982), условием существования которой как раз и является единство, обеспечиваемое раздельностью и, наоборот, раздельность, обеспечиваемая единством.
Объект, существующий в такой форме, и не может быть эрго-иом, результатом, но только энергейей, деятельностью, что, собственно, и было подмечено Гумбольдтом. В определенном смысле можно говорить, что Гумбольдт предвосхитил некоторые идеи и представления как современной физики, так и других наук, подметив в самой сущности языка моменты, которые могут быть изучены по отношению друг к другу только в качестве дополнительных. Но еще важнее то, что Гумбольдт предвосхитил ряд идей, которые легли в основу современных психолингвистических исследований, в частности деятельностное понимание языка, которое привело к становлению и развитию теории речевой деятельности (Леонтьев 1968; Он же 1988; Тарасов 1986, Залевская 1998). Указание Гумбольдта на то, что язык существует в формах эргона и энергейи дает возможность представить язык в качестве единораздельного целого, которое может и должно описываться с различных, дополняющих друг друга сторон и аспектов анализа. Иначе говоря, язык можно и, на наш взгляд, нужно понимать не только в виде результата деятельности человека или даже самой деятельности челове-