Формирование античной литературной теории : Истоки "Поэтики" Аристотеля и эллинистической критики

• Автор: Гринцер, Николай Павлович
• Шифр специальности: 10.02.14
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 335 с.

ВВЕДЕНИЕ,- ЦЕДИ и МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
ГЛАВА 1, ИСТОКИ ПОЭЗИИ.
ВДОХНОВЕНИЕ И ИСКУССТВО
ГЛАВА 2. ЛИТЕРАТУРНАЯ ФОРМА.
ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИЧЕСКОГО
СЛОВА
ГЛАВА .3. СОДЕРЖАНИЕ.ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.
ПРАВДА И ВЫМЫСЕЛ
ГЛАВА 4. ЦЕЛИ ПОЭЗИИ.
КРИТЕРИИ УДОВОЛЬСТВИЯ
И ПОЛЬЗЫ
ГЛАВА 5. КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ ЛИТЕРАТУРНОГО ПРОИЗВЕДЕНИЯ.
ТРАДИЦИЯ И НОВАЦИЯ
ОБЩИЕ ВЫВОДЫ
ЗАКЛЮЧЕНИЕ. АНТИЧНАЯ ПОЭТИКА И СОВРЕМЕННОЕ
ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ. ЦЕЛИ И МЕТОДЫ ИССЛЕДОВАНИЯ
Появление работы, посвященной исследованию истории античных взглядов на предмет и суть литературы, требует хотя бы нескольких пояснительных слов. На фоне огромных лакун, зияющих в отечественной классической филологии (достаточно вспомнить, скажем, отсутствие фундаментальных монографий, посвященных специально Гесиоду, Еврипиду - список легко можно продолжить), история древнего литературоведения (или, как принято его называть, литературной критики), на первый взгляд, представляет собой относительно благополучную область. Можно вспомнить, например, “Очерки римской литературной критики” и, соответственно, “Древнегреческую литературную критику” [ДЖ]. Общий взгляд на структуру античного литературоведения представлен, скажем, и в ряде статей С.С. Аверинцева и М.Л. Гаспарова [Аверинцев 1981, 1991; Гаспаров 1986, 1991, 1994]. Если же говорить о традиции западной науки, то там мы имеем не только многочисленные общие обзоры истории литературной критики в' Греции и Риме (среди которых следует назвать классические работы Э. Сайкса [Sikes 1931], Ч. Болдуина [Baldwin 1959], Дж. Аткинса [Atkins 1961], Дж. Грубе [Grube 1965, 1967] и более новые исследования Д. Расселла [Russeil 1981] или соответствующий том всеобъемлющей кембриджской истории литературной критики [CHLC]), но и немалое количество специальных монографий, посвященных изучению отдельных этапов развития античной поэтики. Среди тем последних, бесспорно, первенство принадлежит исследованиям “Поэтики” Аристотеля, но предметом подобных работ становятся и элементы литературной критики в трудах Платона [Vicaire 1960, 1964; Elias 1984; Rosen 1988] или, скажем, поэзии Пиндара [Nagy 1990], с одной стороны, и, естественно, анализ взглядов тех или иных

ученых, специально занимавшихся уже в более позднее время построением литературной теории, с другой (достаточно упомянуть невероятный всплеск интереса к трактату “О поэтических произведениях” Филодема из Гадары (П-I вв. до н.э.), начатый еще статьями издателя его новонайденных фрагментов X. Йенсена [Jensen 1923] и продолженный работами А. Ростаньи [Rostagni 1955], Ч. Бринка [Brink 1963], Н. Гринберга [Greenberg 1990], а в последние годы - Р. Дженко, Э. Асмис [Asmis 19921'3] и Ч. Мангони [Mangoni 1993], что в конечном счете привело даже к созданию специального проекта издания и обработки и комментария текстов
Филодема в Калифорнийском университета Лос-Анджелеса под руководством Д. Бланка).
Таким образом, специализированные статьи и монографии в основном сосредоточивались на этапах формирования уже “научной поэтики”, чье возникновение ознаменовано появлением труда Аристотеля и дальнейшим формированием и уточнением научных критериев
литературного анализа в трудах александрийцев и отчасти Стой (здесь
особое внимание привлекает фигура Кратета Маллосского - см., например, работы [Mette 1953; Asmis 19923]). Это и понятно: современная наука стремилась искать истоки последующих литературных теорий
Средневековья и даже Нового времени в том, что само по себе представляло самостоятельную научную дисциплину или, по крайней мере, некое самозначимое ответвление гуманитарного знания. Правда, именно с функционированием античной поэтики в качестве отдельной гуманитарной дисциплины возникали некоторые проблемы. Поэтика в Греции не являлась или являлась в достаточно малой степени строго отграниченной и самостоятельной научной “отраслью”; она существовала как бы на пограничье двух значительно более разработанных и авторитетных наук -риторики и грамматики. С одной стороны, скажем, ученик Аристотеля

воспринимается одновременно как “сотките ткань”, и в других местах его эпиникиев (ср., например, "плетя песнь вместе с широко подпоясанными Харитами”, cbv Xapiteacn ßaBoCeovotc; (Kpava? öpvov - 5, 9-10). Следует заметить, что подобная этимология в принципе не выглядит невозможной даже с точки зрения современной лингвистики (ее, например, поддерживает Г. Надь [Nagy 1996: 64], впрочем, вопреки мнению этимологического словаря П. Шантрена [Chantraine: 1156 - см. также [Frisk: 965]): но главное, этого толкования безусловно придерживается античная традиция, считающая результатом “шитья” рапсода “ткань” поэтического гимна. Именно эта метафора лежит в основе приведенного выше фрагмента Гесиода (357 Merkelbach-West) ev veocpoTq öpvoiq pai|/avTf,q croiönv. перевод которого буквально может звучать как “сшивая песнь в новую ткань”, где üpvop означает законченное целое стиха, внутреннее устройство которого неразрывно, как цельное полотно. Та же семантика “целостности” стиха восстанавливается и для гомеровских выражений типа äoiSpi; öpvo? (Одиссея 8, 429) “песенный гимн”, или точнее “ткань песни” [Koller 1956: 177; Nagy 1996: 64]39.
В поисках исходной мотивировки метафоры “плетения слов” в древнегреческой традиции исследователи приводят целый набор различных вариантов. Среди них, помимо этимологического сближения глаголов “ткать” и “сшивать” с названиями для поэта и песни, присутствуют и отсылки к гомеровскому выражению “сплетать слова и мысли” (Илиада 3, 212; Одиссея 4, 677-680, 9, 420-423), и подмеченное сами греками (см. Аристотель. Политика 1253Ь37) подобие устройства лиры и ткацкого станка [Snyder 1981: 93-97]. Исходя из тематики и мотивной структуры
39 Близким к гомеровскому можно считать также употребление iSpvo$ рядом с глаголом öteiSto “петь” у Гесиода в “Трудах и днях” 662: “Ибо обучен я Музами петь несравненные гимны” (пер. В. Вересаева).