Цитата в структуре поэтического текста

• Автор: Козицкая, Екатерина Арнольдовна
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Тверь
• Количество страниц: 237 с.

СОДЕРЖАНИЕ РАБОТЫ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I
ДИАЛОГ В ЛИРИКЕ И ПРОБЛЕМА ЦИТАЦИИ
§1.Лирический текст и внетекстовой диалог
§2. Проблема внутренней диалогичности в лирике
§3. Типы субъектно-объектной организации
лирического текста
ГЛАВА II
ЦИТАТА И ФОРМЫ ЕЕ СУЩЕСТВОВАНИЯ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ
§1. Объем и содержание понятия «цитата»
§2. Уровни цитирования
§3. Типы текстов-источников. Цитата
' и текст-источник
§4. Цитирование и основанные на нем явления
ГЛАВА III
ФУНКЦИЯ ЦИТАТЫ В ПОЭТИЧЕСКОМ ТЕКСТЕ
§1. Условия бытования цитаты в поэтическом тексте
и ее функция
§2. Функция цитаты в разных художественных
системах
§3. Проблема восприятия цитаты
§4і Важнейшие функции цитат
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЦИТИРУЕМОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ВВЕДЕНИЕ
Цитирование в поэтическом тексте вплоть до 1960-х годов не становилось предметом специального интереса в отечественном литературоведении. В то же время тема цитации подспудно присутствовала в целом ряде работ, посвященных проблеме художественных взаимосвязей и влияний. Так, существует целая литература о пушкинской традиции в творчестве М.Лермонтова (начиная от концепций В.Боткина и В. Белинского и кончая монографиями и статьями Б.Неймана, Б.Эйхенбаума, Ю.Тынянова, Л.Гинзбург, Д.Благого, Г.Макогоненко и др. (20;24;45;97;98;115; 180)). Темы «А.Пушкин - А.Ахматова», «Н.Гоголь -А.Ахматова», «мировая литературная традиция в творчестве А.Ахматовой» рассматривались В. Жирмунским, Б. Эйхенбаумом, Д. Лихачевым и другими (77;84; 154; 181). Проблема художественного воздействия Г. Гейне, Н. Некрасова, А. Апухтина на А. Блока нашла свое отражение в работах П. Громова, Ю. Тынянова (48,159) и др. При всем разнообразии научных взглядов и методологий этих авторов они достаточно редко употребляли само слово «цитата» (или «реминисценция», «аллюзия»), предпочитая говорить о заимствованиях, перекличках (образов, тем, сюжетов), влияниях, намеках, полемической интерпретации мотива и т.д. Как правило, проблема цитирования затрагивалась исследователями лишь косвенно, поскольку это помогало решать конкретные задачи историко-литературного характера. Так, например, Б. Эйхенбаум, рассматривая широкую проблему отношения некрасовской поэзии к старым литературным формам, вскользь касается вопроса о связи «Извозчика» с лермонтовским «Спором», об использовании Н.Некрасовым «ритмикосинтаксической и интонационной схемы» стихотворения предшественника (181,362). Д. Лихачев комментирует ряд реминисценций из Гоголя в ахматовской «Поэме без героя» в той мере, в какой это необходимо для

констатации влияния на творчество Ахматовой гоголевской традиции и интерпретации конкретных ахматовских текстов (84). И. Непомнящий говорит о цитатах из М.Ломоносова, Г.Державина и К.Батюшкова у Ф.Тютчева («символические образы орла и лебедя») в связи с отношением Тютчева к русской одической традиции (118) и т.д.
Во всех подобных случаях слова «цитата», «реминисценция», «аллюзия» использовались как вспомогательные, служебные понятия, как инструмент выявления художественных связей между теми или иными авторами. Историками литературы был накоплен большой опыт частных сопоставлений, но невнимание к специфике цитирования как явления, отличного от подражания или заимствования, отсутствие четкого определения понятия «цитата» в ряде случаев приводили к издержкам, даже к тупиковым ситуациям. Зафиксированная текстуальная перекличка как бы ставилась в вину «младшему», цитирующему поэту, оказываясь едва ли не свидетельством его художественной неполноценности.1 Конкретные тексты или даже «тексты творчества» того или иного автора в целом нередко получали искаженную интерпретацию. Камнем преткновения этот вопрос стал, например, в лермонтоведении, где «торжествовал механический принцип регистрации "находок”» пушкинских цитат у Лермонтова, а в результате «поиски заимствований как-то незаметно превратились в поиски улик несамостоятельности, неоригинальности Лермонтова» (97,26-28). Между тем такой вывод был совершенно неизбежен, если исходить из методологии «эмпирического коллекционирования примеров "влияния"»(97,27).
Качественно новый этап осмысления проблемы в России пришелся на 1960-е годы, когда в активный читательский и литературоведческий оборот
1 Так, П. Громов, отмечая у А. Блока ряд цитат, считает нужным делать оговорки типа: "... "апухтинское" у Блока - не влияние, не взаимодействие, но соотнесение своего опыта с чужим ... подсказываемое внутренними потребностями собственного творческого развития..." (48,49).

Прославим, братья, сумерки свободы!
(«Сумерки свободы»)
Мысль о том, что поэт говорит от лица многих, сама по себе не нова, но именно на уровне смысла, декларации. Так, в ахматовском стихотворении «Многим»:
Я - голос ваш, жар вашего дыханья,
Я - отраженье вашего лица.
Напрасных крыл напрасны трепетанья, -Ведь все равно я с вами до конца (10,1,241), -соединенность судеб «я» и «вы» на уровне структуры (начиная от заглавия и конечном счете на уровне смысла («Так я хочу теперь - забытой быть») подана как мучительная дихотомия. Подчеркнутая формой высказывания оппозиция «я - вы» указывает не на слияние, а скорее на сохранение при контакте определенной дистанции. В текстах, приведенных нами выше, напротив, воля поэта последовательно размывает грань между «я» и «мы» как на уровне структуры, так и на уровне смысла. «Прежде всего необходимо дышать не для себя, не для своей грудной клетки, а для других, для многих, в пределе - для всех. Воздух, который мыв себя вобрали, нам уже не принадлежит, и меньше всего тогда, когда он находится в н в ш и х легких» (105,1,312 ).
Субъектный синкретизм часто выражается во взаимозаменяемости, совмещении речи от «я» и от «мы» в рамках одного стихотворения. В диптихе «Мне холодно. Прозрачная весна...» первое стихотворение написано от «я» («Невская волна // Мне отвращенье легкое внушает»), второе - от «мы» (В Петрополе прозрачном мы умрем...»), причем в первоначальной - трехчастной - редакции стихотворения вторая часть тоже произносилась от «мы»: «Не фонари сияли нам, а свечи...» (105,1,373-374). Мандельштам, актуализируя античное понимание родовой природы лирики, реализует схему отношений солиста и хора: одноголосие