Поэзия Роберта Браунинга : К проблеме художественного своеобразия

• Автор: Романова, Вера Николаевна
• Шифр специальности: 10.01.05
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Нижний Новгород
• Количество страниц: 196 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ.
ГЛАВА I. РОБЕРТ БРАУНИНГ В КОНТЕКСТЕ АНГЛИЙСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
ГЛАВА II. МУЗЫКАЛЬНОЕ У БРАУНИНГА (АСПЕКТ СОДЕРЖАНИЯ И ТВОРЧЕСКОГО МЕТОДА)
ГЛАВА III. МУЗЫКАЛЬНОЕ У БРАУНИНГА (ЖАНРОВОКОМПОЗИЦИОННЫЙ АСПЕКТ И АСПЕКТ ГОМОФОННОГО, ПОЛИФОНИЧЕСКОГО И МОНОДИЙНОГО КАК ОСОБЕННОСТИ ПОЭТИКИ БРАУНИНГА)
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
Творчество Роберта Браунинга (1812-1889), английского поэта викторианской эпохи, уже полтора столетия вызывает неугасающий интерес ученых-филологов, привлекая глубокой оригинальностью и высокой художественностью.
На сегодняшний день научная литература, посвященная Роберту Браунингу, представлена большим количеством названий. Обращает на себя внимание, однако, диспропорция между числом посвященных Браунингу работ отечественных и зарубежных исследователей. На русском языке исследований почти нет, тогда как на иностранных языках монографий и статей по отдельным вопросам творчества и аспектов личности поэта-викторианца существует множество.
Совершенно справедливо пишет в своем монографическом исследовании о творчестве Браунинга Е. И. Клименко (и ее суждение, высказанное более тридцати лет назад, сегодня по-прежнему актуально): “В Англии Браунинга рассматривают как самого значительного поэта прошлого столетия после смерти Байрона, и не без основания. В Советском Союзе до настоящего времени его знали сравнительно мало” [157; с.З].
Действительно, творчество Роберта Браунинга, прославившегося на родине еще при жизни и до сего дня сохраняющего в Англии репутацию читаемого и почитаемого, почти не было известно в России ни в Х1Х веке, ни в начале XX столетия, ни в период после 1917 года.
Конечно, нельзя понимать слова “не было известно” слишком буквально. Едва ли томик стихов Браунинга никогда не попадал в руки образованного читателя, а тем более профессионального писателя или поэта на протяжении более чем полутора столетий. Предположить это совершенно невозможно, если учесть свободное владение английским языком как распространенную в дворянской среде норму и общепринятую в кругу аристократии, а позже творческой интеллигенции практику систематических выездов за границу.
Скорее всего, стихи Браунинга в России читали. Однако их не переводили, и причиной неперевода были не цензурные запреты или технические трудности. Таковых трудностей профессиональная отечественная литература не знала уже в XVIII веке, когда еще только
переживала эпоху становления. В первой же четверти XIX столетия вопрос о переводах и вовсе стал не актуален: Жуковский, Лермонтов и другие российские поэты включили английскую литературу в контекст русской так живо и естественно, что и говорить о технических трудностях перевода стало неудобно.
Причина неперевода стихов Роберта Браунинга и, как следствие, незнание их широкой аудиторией российских читателей заключалась, думается, в том, что и в конце 1840х годов (когда для английского поэта наступил период зрелости), и в 1850х - 1880х годах (когда звезда браунинговой славы уверенно восходила на небосклоне туманного Альбиона вместе с публикацией его сборников “Men and Women” в 1855, “Dramatic Personae” в 1864, “Dramatic Idyls” в 1880 годах) , и на рубеже двадцатого века (уже после смерти и европейского признания Браунинга) они представлялись в России мало значительными и мало интересными.
Такими же: мало значительными и мало интересными, а следовательно, не требующими немедленного перевода и массового тиража - они продолжали казаться и в послереволюционный период.
И это достаточно естественно. Мир поэзии Браунинга, при всей легкости узнавания в нем связей со множеством историко-культурных пластов, от Средневековья до романтизма, и при всей реалистичности его основы - мир поэзии Браунинга оказался в большой степени не совпадающим с тем художественным пространством, в котором жила и развивалась существенная часть русской литературы и, в определенной части, русская философская, общественная и эстетическая мысль второй половины Х1Х - XX веков.
Браунинг намеренно избегал прямых ассоциаций с современной жизнью - и потому мог казаться в России, увлеченной (особенно начиная с сороковых годов XIX века) существенной для российского искусства новой “правдой жизни”, не слишком актуальным.
Не сделав предметом творческого исследования противоречия социальных отношений, он оказался далек от представителей и почитателей классического (“критического”) реализма. И наоборот: ощутимый реалистический “привкус” произведений делал его поэзию эстетически не близкой для символистов и тех поэтов и писателей, кто принадлежал другим художественным течениям, сплетенным в

“Ревность”. В своем взволнованном монологе персонаж Донна рассуждает об ущербе и выгодах ревности, которую испытывает муж его возлюбленной. Для нас важен финал элегии:
"Но если (как противники тирана От ярости его в другие страны Бегут, чтобы спастись, к его врагам)
И мы сбежим, чего ж бояться нам?
Его [мужа. - В.Р.] ловушки, козни и шпионы Для нас отныне вовсе не препоны.
За Темзою не страшен нам лорд-мэр.
И папа нынче немцам не пример. ” [133; 81]
(Перевод Б. Томашевского) Хотя в тексте и появляются социально-значимые персонажи - лорд-мэр, римский папа, - они никаким образом не имеют отношения к социальной проблематике. Две финальных поэтических строки элегии - лишь иронический поворот, придающий тексту легкий флер дополнительной фривольности. Рассмотренный в контексте всего стихотворения, он подчеркивает не социальную, а эротическую тему произведения, дополняя ее неожиданным “политическим” зигзагом.
В своем программном эстетическом манифесте “О поэте объективном и субъективном, о целях последнего, о Шелли, человеке и поэте” (1851) Браунинг открыто признает, что литературное наследие его недавних предшественников - английских романтиков первой половины века оказало на него определенное воздействие.
Романтизм первой половины века был для Браунинга слишком близким прошлым, чтобы чувствовать себя совсем свободным от его уроков. Хотя Браунинг никогда не увлекался теоретизированием, его художественный мир обнаруживает определенную типологическую близость основным принципам романтической эстетики. В первую очередь, это имманентно присущая его творчеству идея синтеза искусств (подробнее мы рассмотрим этот вопрос в главе второй нашей работы).
Нам представляется справедливым предположение Е. И. Клименко [157], согласно которому некоторые ведущие принципы романтизма были восприняты Браунингом через посредство Томаса Карлейля. В соответствии с позицией английского мыслителя, за внешней видимостью скрывается незримое, за речью - молчание, подлинная глубина. Искренний