Творчество Джона Китса и философия романтической поэзии

• Автор: Зиновьева, Александра Юрьевна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 171 с.

СОДЕРЖАНИЕ.
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Романтическая ирония в творчестве Китса
ГЛАВА 2. Проблема античности в творчестве Китса
ГЛАВА 3. Шекспир и самоопределение Китса
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ
ВВЕДЕНИЕ.
По мнению многих исследователей, одной из самых серьезных проблем, которые поставил перед собой романтизм, стал заявивший о себе на рубеже XVIII-XIX веков трагический разрыв между субъектом и объектом познания. Актуализация этого разрыва указывала на образовавшуюся дистанцию между искусством и жизнью, неизбежную в сознании, утратившем религиозную или метафизическую целостность. С одной стороны, это открытие легло в основу романтической эстетики творчества, но, с другой стороны, оно ставило под вопрос возможность взаимодействия «я» художника с его «Не-я» (его объектом). Поэтому важнейшей задачей романтиков стал поиск такого способа самореализации, который, признавая приоритет всего субъективного, придал бы ему вместе с тем своего рода объективную ценность, сделал бы его реальным.
Однако подобный синтез так и остался для романтиков недостижимым идеалом. Тем не менее, ярче всего романтическая культура проявляется там, где терпит поражение, где осмысляет трагедию творчества. Об этом писал A.B. Михайлов: «В сущности романтического было задумано синтетическое творение, где была бы преодолена грань между жизнью и искусством... Реальность сущности романтического заключается в тех противоречиях романтизма, которые и составляют его исторический и до сих пор не преходящий смысл»1.
Другими словами, особую роль в романтизме играет глубинная творческая интуиция, которая ограничивает возможности того или иного автора при реализации им своих самых амбициозных «синтетических» проектов. Такой интуицией, на наш взгляд, бесспорно обладал Джон Кнтс (1795-1821), поэт,
1 Михайлов A.B. Вводная часть доклада «Генрих фон Клейст и проблемы романтизма» // Обратный перевод. М.: Языки русской культуры, 2000. С.41-42.

стоящий, быть может, несколько в стороне от магистральных теоретических споров романтизма, но, тем не менее, опробовавший в своем творчестве как сильные, так и уязвимые стороны современной ему романтической поэтики.
Традиционно творчество Джона Китса рассматривается на общем фоне английского романтизма, в сопоставлении с произведениями старшего поколения романтиков (как правило, У.Вордсворта и С.Т.Колриджа) и соответствующего ему по возрасту младшего поколения (П.Б.Шелли или, несколько реже, Дж.Г.Байрона)2. При этом положение Китса в виду европейского, и, прежде всего, немецкого, романтизма остается неясным. Это не мешало отмечать сходство между поэзией Китса и творчеством Ф.Гёльдерлина, а также Новалиса. Явное типологическое сходство этих авторов, не вызванное каким-либо прямым влиянием, заставляло исследователей искать ему объяснения, хотя, по нашему мнению, в большинстве случаев эти попытки не были доведены до конца3. На наш взгляд, эстетика Китса была во многом параллельна теоретической мысли немецких романтиков. Английский поэт творчески переосмыслил ряд положений братьев Шлегель. И хотя с уверенностью можно говорить только об опосредованном знакомстве Китса с их произведениями (через Колриджа и У.Хэзлитта), он, как это видится сейчас, улавливал основополагающие тенденции романтизма,
" См., например: Fogle, Richard Harter. The Imagery of Keats and Shelley. A Comparative Study. Chapel Hill: North Carolina UP, 1949; Jungblut, Gertrud. Studien zum literarischen Charakter des Briefes der englischen Hochromantik: Byron, Shelley und Keats. Marburg, 1963; Keats, Shelley, Byron, Hunt and Their Circles: A Bibliography. July 1, 1962 - Dec. 31, 1974 / Ed. by Robert A. Hartley. L.: Nebraska UP, 1978; Perkins, David. The Quest for Permance. The Symbolism of Wordsworth, Shelley and Keats. Cambridge (Mass.): Harvard UP, 1959; Prasuhn, Klaus-Ulrich. Zur Erfuellung der Spenserstanze bei Edmund Spenser, Lord Byron und John Keats. Diss. Goettingen, 1974; Redpath, Theodore. The Young Romantics and Critical Opinion. 1807-1824. Poetry of Byron, Shelley, and Keats as seen by their contemporary critics. L.: Harrap, 1973; Richardson, Joanna. The Everlasting Spell. A Study of Keats and His Friends. L.: Cape, 1963.
3 См.: Дьяконова Н.Л. Ките и его современники. М.: Наука, І973. С.134-35; Дьяконова Н Я., Чамеев A.A. Шелли. СПб.: Наука, 1994. С.60, прим.6; Карельский A.B. Драма немецкого романтизма. М.: Медиум, 1992. С.130-32.

sense with their deliciousness was spelled»; так же и в первом стихотворении, где поэт должен склониться над бледным («pallid», но не «pale») в лунном свете женским лицом, подобным розе, и собрать с него росу «by spells, and incantation». Все это - идиллические варианты встречи поэта-рыцаря с Прекрасной Дамой, в свете которых еще трагичнее становится его опыт в позднейшей балладе.
«La Belle Dame sans Merci» условно делится на четыре части. Первые три строфы представляют обращение, очевидно, самого поэта, к рыцарю. При этом надо сказать, что «встреча» как таковая только подразумевается . Читателю просто дан беспристрастный взгляд на происходящее, возможность увидеть все со стороны. Таким взглядом извне теоретически может обладать и сам рыцарь, если он наделен поэтическим даром отстранения от самого себя. Ките не выделяет кавычками оставшиеся девять строф стихотворения - «рассказ» рыцаря. Поскольку никто его ни о чем не спрашивает, перед нами вполне может быть внутренний диалог, перерастающий в монолог. В любом случае, особенно важно нежелание Китса четко отделить свое поэтическое «я» от «я» рыцаря. С каждой строфой рыцарь «приближается» к читателю (или поэт различает его все отчетливей). В первой строфе рыцарь дан «издали» («alone and palely loitering»), во второй можно уловить выражение его лица («so haggard and so woe-begun»), наконец, в третьей строфе лицо придвинулось совсем вплотную - на лбу пот, а на щеках вянет роза. Однако полной иллюзии физического сближения не возникает из-за повторяющейся начальной строки первой и второй строф («О what can ail thee, knight-at-arms...?»). Поэт с самого начала знает, что рыцарь нуждается в помощи, точнее, не знает, чем ему помочь, сознает