Брюсовская концепция творчества Пушкина

• Автор: Цуркан, Вероника Валентиновна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1995
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 181 с.

ПЛАН

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Брюсов о жизни и «жизнетворчестве» Пушкина
ГЛАВА 2. Историософские и эстетические позиции Брюсова
в оценке «Медного всадника», «Египетских ночей»,
«Неоконченных повестей из русской жизни»
ГЛАВА 3. Брюсов о проблемах поэтики
пушкинского стиха
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ИСПОЛЬЗОВАННАЯ ЛИТЕРАТУРА
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ
В энциклопедической по размаху деятельности В. Я. Брюсова — поэта, критика литературы, издателя — особенно плодотворным и, несомненно, наиболее устойчивым оказался интерес к A.C. Пушкину, его личности, судьбе, творчеству. Ощущение неразрывной связи с Пушкиным было свойственно Брюсову с юных лет. «Он видел Пушкина», - вспоминал он о А. Я. Бакулине, своем деде с материнской стороны, и это воспоминание привносило в его сознание оттенок близости к великому поэту (1,93).
У Брюсова сложилось свое, прочувствованное отношение к Пушкину: «Выбери себе героя - догони его, обгони его», — говорил Суворов.-Мой герой — Пушкин» (VI,399)*. Ставить перед собой «суворовскую» задачу в связи с Пушкиным («догони его, обгони его») Брюсов не хотел да и не мог. Обвиняемый часто в излишней самоуверенности, он, тем не менее, весьма трезво оценивал свои возможности. Да и какой поэт в России ставил бы перед собой задачу «обогнать Пушкина»? Но вот героем Брюсова-поэта, Брюсова-ученого Пушкин был, несомненно.
Многое в творчестве Пушкина было близко и дорого Брюсову: масштабность поднятых Пушкиным проблем, размах его открытий, глубина и мудрость поэтических прозрений. На разных этапах внутреннего, творческого развития Брюсова влияние на него Пушкина сказывалось по-разному, отношение его к Пушкину менялось. Однако даже в разгар поиска новых форм, когда Брюсов заявлял, что считает тщетными попытки поддерживать пушкинские традиции, он на деле не порывал с Пушкиным. Облик поэта в его восприятии становился все более сложным, противоречивым.
*Брюсов В.Я.Собрание сочинений в 7-ми т. , Т.VI.-М. , 1975 . Дальше в ссылках на это издание римская цифра означает номер тома, арабская— страницу.

Брюсов стремился показать нового, живого Пушкина, не укладывающегося как в рамки академической науки, так и в рамки модернистской эссеистики.
К началу 20-го века пушкиноведение накопило большой фактологический материал и обогатилось рядом ценных работ. Однако изучение творческого наследия Пушкина носило преимущественно узкобиографический характер. Исследователей в меньшей мере привлекали проблемы историко-культурного значения Пушкина, проблемы мастерства и своеобразия творческого процесса. Перед академической наукой стояла задача осмысления метода, мировоззрения, биографии поэта. На этом фоне работы Брюсова выделялись своей широтой, проблемностью, аналитизмом.
Статьи Брюсова о Пушкине отличались и от многих работ поэтов и критиков модернистского лагеря. Брюсову чужд импрессионизм Ю. Айхенвальда, его <<классически-субъективный»(4) метод так же, как и идеализм Д. Мережковского. В противоположность символистам, Брюсов видел Пушкина в движении, в неустанном развитии.
Вместе с тем, «в критических выступлениях Брюсова нет той завораживающей лирической интонации, которая превращала блоковскую критику в особый вид поэтической прозы, они далеки и от извилистого импрессионистического психологизма критических этюдов Иннокентия Анненского, и от тяжеловесных «барочных» роскошеств литературнофилософских «опытов» Вячеслава Иванова»,— справедливо замечает Д. Максимов (5,8). Хотя, конечно, критическую деятельность такого великолепного знатока русской литературы как Иннокентий Анненский едва ли следует замыкать в рамки «извилистого импрессионистического психологизма», но суть соотношения и противопоставления верна. Брюсов выработал свой критический стиль, в котором сказались и

сопоставления по меньшей мере двух начал», — писал Брюсов в статье «Истины» (VI,51). Его идеалом была личность, способная принять взаимоисключающие истины.
Смерть Пушкина Брюсов объяснял с эстетической точки зрения. Трагедию поэта он видел не в нравственной катастрофе, а в том, что Пушкин «насильно отрывал» «себя-поэта» от «себя-человека», деля свои переживания на «откровенья преисподней» и на «небесные мечты». У поэта, полагал Брюсов, была возможность спастись, явив цельность своей личности в жизни и в творчестве. В любви к А. П. Керн Пушкину удалось подняться на более высокую ступень и приблизиться к Вечности именно потому, что этот миг поэт отразил в искусстве.
В антиномии «художник — действительность» искусство представлялось Брюсову сверхреальностью и сверхценностью. Оно, как вечное, противостоит сиюминутным «миражам», способно поглотить и самую смерть, сделав ее предметом художественного изображения («И я, встречая смерть, искал поспешно слова,// Чтоб трепет выразить последних в мире грез»). В сонете, посвященном Л. Д. Бутурлину, Брюсов писал: «Но смерти для души за гранью гроба — нет!//И вспомню я сквозь сон, что был поэтом я/.../»{III.252)
По убеждению Брюсова, Пушкин был художником-романтиком, полагавшим, что «искусство должно изображать одно прекрасное и высокое, что есть многое, что не подлежит искусству, о чем оно должно молчать»(VI,97). Отказавшись воплотить в искусстве «ночную сторону своей души» («бури страстей», которые поэт переживал в Одессе, или «во дни, приведшие его к трагической дуэли»,(VI,97) Пушкин не смог достичь гармонии, не смог «вочеловечить реальность».