Русская поэзия 1920-1930-х годов в России и зарубежье : Пути развития и взаимодействия

• Автор: Чагин, Алексей Иванович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 345 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Глава первая. Пути традиционализма
Глава вторая. Пути авангарда
Заключение
Примечания
ВВЕДЕНИЕ
Возвращение (а в целом ряде случаев — и первое появление) многих имен, произведений, принадлежащих к литературе русского зарубежья, никого уже не удивляет, утратило, к счастью, ореол сенсационности и стало естественной частью нашей культурной жизни. Все яснее проступают перед нами очертания отколовшейся (или, вернее, отколотой) части литературного материка. И все очевиднее сегодня, насколько односторонни, недостаточны былые представления о путях развития пооктябрьской литературы, насколько они могут быть уточнены, стать объемнее, если попытаться взглянуть на историю русской литературы XX века шире, чем прежде, включая в круг наших размышлений оба литературных потока, сопоставляя, соединяя в наших суждениях опыт художественного развития в России и в зарубежье.
Именно к этой проблематике, к этим исследовательским целям обращена данная работа, посвященная русской поэзии 20-30-х годов. Поэтический опыт этих десятилетий рассматривается здесь в сопоставлении произведений, рождавшихся тогда в России и в зарубежье, значительных тенденций, определивших пути развития русской поэзии здесь и там.
При этом возникает естественный вопрос: как же, каким образом должны мы соотносить опыт этих двух литературных потоков, опыт столь различный во многих отношениях,— и должны ли, возможно ли это вообще? Вопрос этот не случаен, ведь какие-либо методологические подходы к этой проблеме у нас не выработаны, литература зарубежья еще лет двадцать назад пребывала у нас в забвении. Точнее, отвергалась сама идея включения ее а понятие “русская литература XX века”. Западное же литературоведение, обращаясь к истории русской литературы XX века, не миновало этой пробле-

мы. Стоит, правда, заметить, что в работах многих западных литературоведов (включая и представителей русского зарубежья) заметна противоположная крайность: такое же забвение или недооценка многого из того, что было создано русскими поэтами в России (об этом речь впереди). Однако в самом общем подходе к проблеме в западном литературоведении утвердилась единая позиция, четко выраженная, например, английским исследователем П.Франсом “... в любом суждении о современной русской поэзии должен быть принят во внимание факт существования эмиграции"1.
Между тем понимание этого вопроса и на Западе, и в самом зарубежье было в разное время разным и имеет уже свою историю. Сам факт раскола русской литературы был воспринят многими писателями как национальная трагедия. “Русская литература разделена надвое”,— писал В.Ходасевич в статье “Литература в изгнании” в 1933 году.— “Обе ее половины еще живут, подвергаясь мучительствам, разнородным по форме и по причинам, но одинаковым по последствиям”2. Обратим внимание на сам тон высказывания: поэт говорит о литературе, как о рассеченном живом едином организме.
Задумываясь над вопросом: возможно ли объединение двух потоков развития литературы, поэзии в понятии “русская литература XX века”, важно вспомнить и то, по какому поводу была написана В.Ходасевичем эта статья. С середины 20-х годов (примерно с 1926 г.) в эмигрантских изданиях развернулся спор о русской зарубежной литературе, о судьбе ее и перспективах. Спор этот продолжался до конца 30-х годов. Поднимались вопросы жизненно важные: возможно ли вообще существование литературы вдали от родины, от живого языка; можно ли в этих условиях говорить о нормальном литературном развитии, что прежде всего предполагает смену поколений. Некоторые критики (М.Слоним в “Воле России") провозглашали конец литературы зарубежья, утверждали, что “эмигрантской лите-
... нов,— куда новей, чем Зданевич или Шершеневич. /.../. Позже, когда вышла “Жизнь Арсеньева”, я не раз думал, что в ней не меньше новизны, хоть и совсем другой, чем в “Защите Лужина” или “Даре”
Отношение к традиции во многом определяло пути развития русской поэзии за рубежом. Уже в первые годы эмиграции, с начала 20-х годов, возникла оппозиция левым течениям в поэзии, надолго — при разных поворотах литературного процесса — оставшаяся наиболее мощной тенденцией поэтического развития в зарубежье. “Хаосу” — "формальной левизне”,— вспоминает участник событий литературной жизни тех лет,— “... противопоставлялся “Космос" — неоклассицизм, связь с “Золотым веком” русской поэзии и, конечно, акмеистическая вещность и ясность"5. При всей субъективности конкретных оценок (с “Золотым веком” и с “акмеистической вещностью” все было несколько сложнее, о чем речь еще впереди), Ю.Терапиано совершенно точно определил сам характер противостояния, определившего эстетическое лицо поэзии русского зарубежья в 20-е и, во многом, в 30-е годы.
Конечно, и “внутри” этой тенденции все было достаточно сложно — были определенные этапы поэтического обновления под знаком традиции, были свои антиподы, были противостоящие позиции, была и литературная борьба. Стоит, видимо, вспомнить об одном противостоянии, оказавшемся на рубеже 20-х и 30-х годов в центре литературной жизни русского Парижа и связанном со значительными проблемами развития зарубежной русской поэзии в те десятилетия.
* * *
8 марта 1928 г., в 2542-м номере “Последних Новостей” появилась статья Георгия Иванова, сразу привлекшая внимание читаю-