Культурная память и логика текстопорождения в творчестве М.А. Булгакова

• Автор: Иваньшина, Елена Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 464 с.

СОДЕРЖАНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА 1. Культурная память и особенности ее актуализации в булгаковском тексте
ГЛАВА 2. Трансформации как механизм текстопорождения (соотношение текста и метатекста)
2.1. «Роковые яйца» как модель текстопорождения
2.2 Петух и змей в зеркале булгаковского сюжета
2.3 Оптическая аппаратура и ее функции
ГЛАВА 3. Идея преображения в поэтике М. Булгакова
3.1. Семантика преображения в повести «Собачье сердце»
3.2. Святочные маски в «Зойкиной квартире» и «Собачьем сердце»
3. 3. Семантика ряженья в «Зойкиной квартире»
3.4. Костюм как семиотический код
3.5. Смерть и преображение поэта в пьесе «Александр Пушкин»
ГЛАВА 4. Смешение языков как конструктивный принцип булгаковского творчества
4.1 Ревизия ценностей в пьесе «Багровый остров» (логика обмена)
4.2. Искусство и жизнь в «Полоумном Журдене»
4.3. Смешение времен в пьесах «Блаженство» и «Иван Васильевич»
4.4. Безумие и ум в «Дон Кихоте»
4.5. «Ревизор» как метатекст
ГЛАВА 5. Возвращение слова и воскрешение мастера
5.1. Реконструкция испорченного текста в пьесе «Адам и Ева»
5.2. Завещание автора читателю в романе «Мастер и Маргарита»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ

ВВЕДЕНИЕ

С точки зрения семиотики культуру определяют «как коллективный интеллект и коллективную память, т. е надиндивидуальный механизм хранения и передачи некоторых сообщений (текстов) и выработки новых» (Лотман 2001, с. 673). По сути словосочетания «память культуры» или «культурная память» тавтологичны, но они имеют смысл при разграничении разных измерений памяти1. Память - категория моделирования мира, его упорядочивания; ее моделирующий характер проявляется в удвоении мира; память - не мир, а его образ, копия, двойник2. Пространство культурной памяти представляет собой знаковый, языковой и текстовый универсум (семиосферу), элементы которого взаимно поддерживают и определяют друг друга. Активной здесь оказывается потенциально вся толща текстов: «актуальные тексты высвечиваются памятью, а неактуальные не исчезают, а как бы погасают, переходят в потенцию» (Лотман 2001, с. 674). Структура такого пространства соотносима со структурой палимпсеста - многослойного письма, в котором «нижние» (скрытые или вовсе утраченные) слои являются.более ценными3.
Память — преобразование, «собирание» времени в пространстве, которое становится «фокусом» сведенных времен (панхронность памяти)4, их хранилищем. В пространстве культурной памяти некоторые общие тексты могут сохраняться и быть актуализованы в пределах некоторого смыслового инварианта, позволяющего говорить, что текст в контексте новой эпохи сохраняет, при всей вариантности истолкований, идентичность самому себе (см.: Лотман 2001, с. 573). Память культуры противостоит движению времени5.
Как хранилище, вместилище текстов пространство культурной памяти отграничено от реальности6 и в определенном смысле самодостаточно (тяготеет к герметичности). Культурная память окружена охраняемыми граница-
ми и нуждается в специальной заботе; причастность к культурной памяти всегда дифференцирована: с одной стороны, она обязывает к участию, с другой - отказывает в праве на участие. Носителями культурной памяти, ответственными за сохранность ее механизма и правильность его работы, обычно являются шаманы, барды, жрецы, учителя, художники, писатели, ученые и т. д. (см.: Ассман 2004, с. 56-57).
Память культуры имеет дело со священным. Священное - определенный тип связи с истоками; священные объекты - объекты, «в которых человек присутствует и отсутствует одновременно» (Годелье 2007, с. 214); сила таких объектов заключается в материализации невидимого, в представлении непредставляемого (см.: Годелье 2007, с. 135).
Возможность сохранять заключена в исчезновении, как в смерти заключено воскресение (см.: Бланшо 2002, с. 147). По сути смерть и является местом зарождения культурной памяти, а память об умерших - первичной формой культурного воспоминания (см.: Ассман 2004, с. 64).
Для памяти актуальна смысловая оппозиция видимое/невидимое. Ф. Йейтс называет искусство памяти невидимым искусством, спрятанным внутри памяти его адепта (см.: Йейтс 1997, с. 72). М. Ямпольский говорит о специфической зрелищности памяти и сравнивает память культуры с памятью слепого прорицателя Тиресия, которому боги сохранили память после смерти. «Слепота оказывается более зрячей, потому что хранит во тьме сознания образы прошлого. Узнавание - это сопоставление видимого со знаемым, с тем, что уже было. <...> Слепота не случайно становится знаком сверхзрения. Именно в темноте памяти зрительные образы легко отрываются от своих контекстов, перекомбинируются, накладываются друг на друга, обнаруживают сходство. Метафорическая слепота становится условием чтения, прозрения. Она позволяет отрешиться от навязчивого присутствия видимого текста, чтобы поднять из глубин знаемое, чтобы погрузить текст в истоки»

У Булгакова слово разыграно как многоактное представление; в ходе спектакля слово меняет «одежду», являясь то как «вещь», то как персонаж. Метафора «мир - книга» развернута на всем пространстве булгаковского текста, окончательно проявляясь в «Адаме и Еве», «Дон Кихоте», «Александре Пушкине», инсценировке «Ревизора» и «Мастере и Маргарите». В «Адаме и Еве» испорченная память Ефросимова эквивалентна старой книжке, найденной в подвале Маркизовым. Функциональным аналогом культурной памяти как текстопорождающего механизма в булгаковском художественном мире является и различная аппаратура (ср. с оптическими аппаратами Перси-кова и Ефросимова или машиной времени Рейна/Тимофеева), в которой материализуется нематериальный творческий инструментарий мастера; секрет аппаратуры передается от старшего младшему по цеху (вспомним шкаф с богатейшим инструментарием Леопольда Леопольдовича в рассказе «Полотенце с петухом»); смысл аппаратуры - в противостоянии разрушительному времени3'.
На поиск сокровища (утраченного слова, или текста культуры) и провоцирует булгаковский текст, структура которого представляет собой — в своей инвариантной основе - репрезентацию пространства культурной памя-

ти . Память в булгаковском творчестве является объектом авторской рефлексии. Она представляет собой, во-первых, один из компонентов художественного мира, актуализируясь как память персонажей (Юный Врач, Персиков и Преображенский, Обольянинов, Херувим, Сундучков, Воланд, Пилат, мастер и т. д.) или память места (бывшее поместье Шереметевых в «Роковых яйцах», театр Геннадия Панфиловича в «Багровом острове», дом на Пречис-тенеке в «Собачьем сердце», дом Грибоедова в «Мастере и Маргарите» и т. д.). Во-вторых, память в булгаковском творчестве актуализируется как механизм текстопорождения: сам текст стремится стать своеобразной моделью памяти. Каждый отдельно взятый оригинальный булгаковский текст расска-