С. С. Бобров : Жизнь и творчество

• Автор: Коровин, Владимир Леонидович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 243 с.

Глава 1. Годы учения. Первые литературные опыты
1.1.Москва. 1780-1785 гг
1.2.Петербург. 1786-1791 гг
Глава 2. Юг. 1792-1799 гг
2.1 .При Н.С.Мордвинове. Южная лирика
2.2.Поэма «Таврида»
2.3.Конец ссылки
Глава 3. Петербург. 1800-1804 гг
3.1 .Служба. Стихи на начало нового века и нового царствования
3.2.«Рассвет полночи»
Глава 4. Петербург. Последние годы
4.1.Полемика и публицистика. Отношения с Вольным обществом любителей словесности, наук и художеств
4.2.Лирика. Труды «по морскому департаменту»
4.3.Поэма «Древняя ночь вселенной»
4.4.Болезнь и смерть
Глава 5. Бобров в литературных полемиках 1790-1800-х гг
5.1.До «Рассвета полночи»
5.2.Круг «Северного вестника» и Вольного общества любителей словесности, наук и художеств
5.3.Круг Державина и Шишкова
5.4.Карамзинисты
Глава 6. Поэзия Боброва в литературном процессе 1-й половины XIX в
6.1.Пушкин и Бобров
6.2.1820-1840-е гг
Заключение
Примечания
Приложение 1. Летопись жизни и творчества Боброва
Приложение 2* Послужной список 1806 г
Приложение 3. Краткий словарь неологизмов и архаизмов Боброва
Приложение 4. Материалы для библиографии сочинений и переводов
Боброва
Принятые сокращения сочинении Боброва и периодики
Архивные источники
Литература

«Литературная борьба 1800-х гг., - писал В.Э.Вацуро, -представала последующим поколениям как борьба бездарностей против дарований» (Вацуро 1989. С. 178). В числе признанных «бездарностями» авторов оказался и Семен Сергеевич Бобров - один из оригинальнейших поэтов своего времени. Полемическая традиция, идущая от «Арзамаса» (К.Н.Батюшков, П.А.Вяземский, молодой А.С.Пушкин), создала ему славу «сумбуротворца», тяжелого и бессмысленного поэта. После первой попытки объективного разбора его «Херсониды», предпринятой
A.А.Крыловым в 1821 г., и упоминаний в полемических статьях
B.К.Кюхельбекера и А.А.Бестужева Бобров был забыт. В историко-литературных трудах Н.И.Греча, В.Т.Плаксина, В.И.Аскоченского мы найдем лишь краткие справки о нем (см. 5.4 и 6.1-2 нашей работы).
«Литературная известность Боброва, - констатировал в конце века автор статьи о нем для словаря С.А. Венгерова, - основывается на двух эпиграммах кн.Вяземского... и на... эпиграмме К.Н.Батюшкова <...> он^ утвердились в курсах истории русской литературы как меткий приговор Боброву, а предмет суда таков, что никому и в голову не придет подать апелляцию за несчастного поэта» (Мазаев 1895. С. 5 9). Так, И.Я.Порфирьев и А.Д.Галахов в своих курсах истории русской литературы, говоря о Боброве, ограничились ссылкой на эти эпиграммы, а, например, А.Н.Пыпин его даже не упомянул1. Лишь В.И.Саитов посвятил ему небольшую заметку в комментариях к сочинениям Батюшкова (СПб., 1885. Т.2).
Тем не менее в конце века появляется большая статья
C.Браиловского «С.С.Бобров (Историко-литературный очерк)». Здесь содержится лишь самый общий обзор творчества Боброва и пересказ двух его главных произведений - «Херсониды» и «Древней ночи вселенной» (Браиловский 1894). При общей скептической оценке,

вынесенной Боброву в этой статье, характерен сам высказанный интерес к нему. Это связано с тем, что входившие в моду поэты-символисты своими экспериментами привлекли внимание читателей-современников и к забытому опыту допушкинской поэзии.
В 1900 г. Н.А.Энгельгардт (Чтец) публикует небольшую заметку «Пушкин и Бобров» (одну из цикла его статей о Пушкине и литераторах XVIII в.). Бобров представляется ему «прадедушкой» «наших декадентов-символистов», поэтической родней «современных великих-безликих стихокопателей» (Энгелъгардт. С. 6). Сходные мысли (однако уже без негативной оценки) чуть раньше высказывал и М.Мазаев2. И.Н.Розанов в своей книге «Русская лирика. От поэзии безличной к «исповеди сердца» (М., 1914) посвятил одну главу пересмотру
литературной репутации Боброва, также увидев в нем поэта-экспериментатора, «задававшего себе трудные и сложные задачи» и потому не принятого современниками. О необходимости выяснения роли Боброва в формировании «философского» направления в русской поэзии (Г.Р. Державин, Ф.И.Тютчев, Вяч.Иванов) позднее писал
Л.В.Пумпянский (Пумпянский 1928. С. 49-54), отметивший вслед за Розановым и использование «бобровских» формул в «Медном всаднике» Пушкина {Пумпянский 1939. С.93-98).
В послереволюционную эпоху Бобров привлек внимание исследователей творчества А.Н.Радшцева {Семенников 1923; Семенников 1936. С.238-241; Радищев. Т.2. С.395; Алексеев 1950. С. 171-173, 185-194). Ю.М.Лотман в одной работе обронил замечание, что Бобров кругом своих интересов «живо напоминает семинариста из главы «Подберезье» в «Путешествии из Петербурга в Москву» {Поэты XIX. С. 53). Неоднократно писал о Боброве исследователь творчества и идеологии писателей круга Вольного общества любителей словесности наук и художеств (ВОЛСНХ) (так называемых поэтов-радищевцев) В.Н.Орлов {Орлов 1953. С.84-85; Орлов 1971. С. 29-32). Некоторый итог изучению

Инвективы против «вольнодумства» содержатся и в «Древней ночи вселенной».
В эпизоде об «отчаянном пустыннике» сказались «отчаянные» настроения самого автора в годы создания поэмы (см. 2.1 нашей работы). Пустынник, решившись наложить на себя руки, долго рассуждает о жизни и смерти, о бытии и небытии, и наконец заявляет о готовности принять смерть и уничтожение:
И пусть пылинкой паки буду!
Пусть буду сим кичем! (Таврида. С. 143)
После этих слов является ангел, обличая его «умствования» и вещая бессмертие души. Убежденный пустынник находит успокоение в вере: Солнце-образна дщерь Сиона!
Броня и щит от молний Божьих!
Полдневно истины светило!
О кротка, благодатна Вера... (Таврида. С. 154)
Пустынник, впрочем, все равно погибает, но не от своей руки и в радостной надежде «проснуться в новом мире». В этом отрывке, тесно связанном с ранними стихами Боброва, заметно влияние Юнга (см.: Левин 1990а. С. 200), а насыщенность сугубо философской проблематикой предвещает «Древнюю ночь вселенной», в обширных комментариях к которой Бобров укажет и источники своего философствования (см. 4.3 нашей работы).
Новаторством Боброва явился отказ от рифмы в «лирико-эпическом песнотворении». По его убеждению, рифма это «оковы Музы», она стесняет полет мыслей и «убивает душу сочинения». В посвящении Бобров обосновывает свою позицию и, цитируя своего единственного предшественника в опыте создания «безрифменной эпопеи» Тредьяковского (не упоминая, правда, его имени), называет рифмы «готическим убором стихов» и сравнивает их с «ребяческой побрякушкою» и «простонародным треньканьем при работе»68. Бобров ссылается также на