Романы В. В. Набокова в контексте русской автобиографической прозы и поэзии

• Автор: Аверин, Борис Валентинович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 318 с.

Введение
Есть писатели, пожизненно преданные одной или нескольким темам, которые развиваются и варьируются на протяжении всего творческого пути, от первых его шагов до последних. Набоков был именно таким автором. Мастер сюжета, для которого изобретение все новых и новых фабул не составляло особой проблемы (свидетельством тому - сюжетное богатство не только романного мира Набокова, но и его многочисленных рассказов и пьес), он с редким постоянством возвращался к излюбленному набору лейтмотивов, вновь и вновь повторяя их едва ли не в каждом крупном произведении. Была у него и центральная тема, прошедшая через все творчество и объединившая его в некий единый текст. Тема эта - воспоминание.
Набоков обладал поистине «всеобъемлющей» памятью, прежде всего - на бесчисленное количество текстов, от «Илиады» до сочинений третьестепенных современных ему писателей1. Его произведения, перенасыщенные реминисценциями, позволяют филологам, их изучающим, проявить весь блеск собственной эрудиции, без которой невозможно обнаружение скрытых цитат и множественных контекстов как набоковской прозы, так и набоковской поэзии. Но, сколь бы проницательны ни были посвященные этому аспекту его творчества исследования В.Александрова",
1 В современной американской монографии, специально посвященной проблеме памяти в творчестве Набокова (Foster J.B. Nabokov’s Art of Memory and European Modernism. Princeton, 1993), искусство памяти трактуется как обращенное прежде всего к литературным текстам.
‘ Alexandrov Vladimir Е. Nabokov’s Otherworld. Princeton, New Jersey, 1991. To же: Александров B.E. Набоков и потусторонность: Метафизика, этика, эстетика. СПб., 1999.
О.Дарка3, Б.Джонсона4, А.Долинина3, С.Илыша, А.Люксембурга6, К.Проффера7, П.Тамми8 и др. - на долю будущих исследователей по-прежнему остается почти бесконечное богатство данной темы. У Набокова она производит впечатление в принципе неисчерпаемой.
Столь же феноменальна была его «память чувств», прежде всего - зрительная, связанная со множеством оптических эффектов. Набоков не случайно любил употреблять слово «паноптикум» как в его исконном значении (от «пан» -охватывающий все, в целом, и «оптикос» - зрительный), так и в значении словарном: паноптикум - собрание уникальных предметов искусства или искусственных подражаний (например, восковых фигур).
Гениальность набоковской памяти проявлялась и еще в одном отношении. Он очень хорошо помнил свою жизнь: младенчество, детство, отрочество, великое множество мелочей, связанных с разными возрастными этапами, - мелочей, которые большинство людей обычно забывает безвозвратно.
В знаменитой четвертой главе «Ады» есть слова, которые могли бы быть отнесены ко всему набоковскому тексту как целому. Эти слова: «genius of total recall». А.В.Дранов перевел их почти дословно: «гений тотального воспоминания»9.
Существует и иной вариант перевода, предложенный
3 Дарк О. Примечания // Набоков В. Собр. соч.: В 4 т. М., 1990. Т. 1. С. 403-415; Т. 2. С. 435-446; Т. 3. С. 463-479; Т. 4. С. 463-476.
4 Johnson D.Barton. Worlds in Regression: Some Novels of Vladimir Nabokov. Ann Arbor, 1985.
. 5 Долинин А. Три заметки о романе Владимира Набокова «Дар» // В.В.Набоков: Pro et contra. СПб., 1997. С. 697-740.
6 Люксембург А. Комментарии // Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. СПб, 1997. Т. 1. С. 551-604; Т. 2. С. 601-670; Ильин С., Люксембург А. Комментарии // Там же. Т.
3. С. 622-700; Т. 4. С. 614-666; Т. 5. С. 619-698.
7 Proffer C.R. Keys to Lolita. Bloomington, London, 1968.
8 Tammi P. Problems of Nabokov’s Poetics: A Narratological Analysis. Helsinki, 1985.
9 Набоков В. Ада, или страсть. Хроника одной семьи. Киев, 1995. С. 517.
С.Ильиным: «гениальный обладатель всеобъемлющей
памяти»10.
Гений памяти действительно покровительствовал Набокову - неудивительно, что сюжет «тотального
воспоминания» неоднократно разворачивается в его
произведениях.
Со слова «воспоминание» начинается первый романный текст Набокова. «Машеньке» предпослан эпиграф из первой главы «Евгения Онегина»:
Воспомня прежних лет романы,
Воспомня прежнюю любовь
«Романы» здесь имеют двойной смысл: это любовные истории, но это и книги о любовных историях. Эпиграф приглашает читателя разделить воспоминание одновременно литературное и экзистенциальное. Первое и второе сцеплены неразъемлемо и заполняют собой все пространство текста. Сюжет воспоминания оттесняет постоянно ожидаемое возобновление любовного сюжета - пока не вытесняет его за пределы книги и жизни. Эго обманутое читательское ожидание необходимо Набокову как способ резко провести черту между собственной поэтикой и традиционным рассказом о некогда пережитом прошлым, в котором воспоминание играет служебную, а не царственно-центральную роль.
Второй роман Набокова, «Король. Дама. Валет», не выдвигает воспоминание на центральное место в сюжете. Но, хотя бы и более или менее периферийное, место, которое отведено этой теме, все же достаточно значимо. Когда «дама» и «валет» замышляют преступление против «короля» ( а это -центральное событие фабулы), выбор средства определяется их детскими воспоминаниями.
Сборник рассказов «Возвращение Чорба» закольцован темой воспоминания. В первом рассказе, одноименном сборнику, и в последнем, названном «Ужас», при несходстве фабул, повторяется сходная сюжетная ситуация: герой
восстанавливает в памяти образ умершей возлюбленной,
10 Набоков В. Собр. соч. американского периода: В 5 т. Т.
4. С. 522. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте, с литерой «С» перед указанием тома (том обозначается римской цифрой, страницы - арабскими).

(А.Сапсона), парижского палача - читателей «Литературной газеты» он приглашал разделить с ним предвкушение появления этой книги, в которой описаны последние минуты жизни королевских особ, преступников и поэтов, их последние предсмертные слова, мгновение, когда отсеченная голова катится с плеч. Не задаваясь вопросом о подлинности мемуаров Сансона, Пушкин был явно увлечен возможностью получить документальное свидетельство об этих страшных и редкостных фактах. Подобный же факт будет «документирован» в «Приглашении на казнь»43.
В последние годы жизни Пушкин особенно ценил мемуары и активно побуждал знакомых записывать свою жизнь. Он призывал к этому Нащокина, прекрасного рассказчика, - и собственноручно правил начатый было Нащокиным текст. Он подарил М.С.Щепкину специальную тетрадь для его будущих воспоминаний и сам вписал в нее первую фразу: «Я родился в Курской губернии Обоянского уезда в селе Красном, что на речке Пенке»44. В уважении к мемуару как к документу сказался Пушкин-историк - но эта область его занятий и интересов, безусловно пересекающаяся с интересами Набокова-филолога, с художественным творчеством Набокова пересекается в весьма малой степени, и во всяком случае - за пределами нашей темы45.
43 Эта тема, к которой прикоснулся Пушкин, стала, как показано в статье С.М.Козловой «Утопия истины и гносеология отрезанной головы» (Звезда. 1999. № 4. С. 184-189), мотивом, прошедшим через несколько произведений Набокова («Приглашение на казнь», «Ultima Thule», «Bend Sinister»).
44 Пушкин. Поли. собр. соч. М., 1997. Т. 17 (Дополнительный). С. 301.
45 Набоков, например, написал пространные рассуждения о биографии Абрама Ганнибала, какой она отражена Пушкиным в примечании к «Евгению Онегину» - примечании, в большой мере восходящему к мемуарному свидетельству, найденному Пушкиным в семейных бумагах (Набоков В. Комментарий к роману А.С.Пушкина «Евгений Онегин». СПб., 1998. С. 706-736). Как показал В.П.Старк, ученейший комментарий Набокова преследует в данном случае весьма неожиданную и неявную цель: установить литературную