Экзистенциальные "уроки" Ф. М. Достоевского в русской литературе первой трети XX века

• Автор: Панфилова, Наталья Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Магнитогорск
• Количество страниц: 197 с.

1. Подходы к проблеме двойничества в раннем творчестве
Д.В. Набокова
2. Роман В.В. Набокова «Отчаяние» в контексте экзистенциального опыта
Ф.М. Достоевского
3. Роман В.В. Набокова «Соглядатай»: от человека к «созерцателю»
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
ПРИМЕЧАНИЯ
БИБЛИОГРАФИЯ

На рубеже 1980-1990-х годов в отечественном литературоведении произошел ряд изменений. Обозначилась устойчивая тенденция к воссозданию истории литературы в полном объеме. Ее «русло» расширилось за счет «возвращенных» имен. Отказ от идеологического подхода позволил по-новому оценить уже знакомые литературные факты. Изменения наметились и в методологии. С введением категории «тин художественного сознания» (Л. Закс, В. Заманская) появилась возможность новой оценки каждого литературного явления в контексте культурного развития эпохи.
Категорией «тип художественного сознания» и контекстногерменевтическим методом обусловлена специфика самой формулировки нашего исследования. Далее нам предстоит сказать о том, какие традиции Ф.М. Достоевского были восприняты, развиты литературой XX столетия и - соответственно - осмыслены отечественным литературоведением. Принципиальная новизна нашего подхода заключается в том, что мы исследуем не традиции (предмет изучения сравнительно-исторического метода и органичного для него типологического анализа литературного процесса и отдельных эстетических явлений), а - экзистенциальные «уроки». Речь идет не о видимых, материализовавшихся в общей проблематике, образах, связях творчества писателей разных эпох, а^ скорее, об импульсах, интуициях, предчувствиях Ф.М. Достоевского (возможно, не всегда им самим логически осмысливаемых), которые были восприняты как целостный художественный опыт классика и послужили стимулом для развития экзистенциальной парадигмы XX столетия. Именно литература экзистенциальной ориентации убеждает: то, что из века XIX о человеке века XX предчувствовал Ф.М. Достоевский, в истекающем столетии свершилось. И понять катастрофизм бытия нынешнего века, предельную (и запредельную) сложность души человека, процессы обезбожения - обеечеловечения мира и

Таким образом, результат подмены - отчуждение от собственного "я", и в целом неудавшаяся жизнь человека, которая превратилась в сплошную ложь.
Иной вариант - в рассказе "Нет прощения". Митрофан Васильевич Крылов решил шутки ради сыграть роль шпиона, а в результате оказывается на грани безумия. Внешне, действительно, "появляется психологическая "разрядка" -ссора с женой, которая и становится спасительной преградой в дальнейшем (скорее - трагическом) развитии событий и завершается примирительнобезобидным "завтра будут смеяться все" (8. С.161) . Однако "эксперимент" не прошел даром : "на дуйте пусто и мертво и хочется спать". Отчаяние, истерика, любое действие были бы, возможно, спасительны. Но покой, пустота, ощущение внутренней омертвелости в художественней концепции Андреева всегда показатели необратимой духовной смерти человека.
Жертвой "подмены" можно считать и Керженцева ("Мысль"). Играя роль сумасшедшего, он подошел слишком близко к границе безумия, что не осталось безнаказанным. Но, как и в случае с Крыловым, наказание таится внутри самого человека, в особенностях его психики. Помимо его сильного, волевого "я", индивидуалистически отделившегося от людей в гордом одиночестве, проявляется и другое "я": "Кто сильный даст мне руку тюмощи? Никто. Никто. Где найду я то вечное, к чему я мог бы прилепиться со своим жалким, бессильным, до ужаса одиноким "я"? Нигде. Нигде" (9. С. 408). Керженцеву дано было познать свободу во всей ее антиномичности: и как триумф человека, и как его трагедию. Безнадежность, обреченность человека подчеркивается повтором отрицательных ответов: "Никто. Никто", "Нигде. Нигде". Слова как бы "падают" безо всякой интонации, звучат как приговор. Гордое одиночество человека, которое он выбирает по собственной воле, оборачивается онтологическим одиночеством. Человеку не на кого надеяться, неоткуда ждать помощи. За свою "игру", как сказал Фома Магнус, "мы ...расплачиваемся жизнью", будь то жизнь души, сознания или тела.
Одной из форм проявления свободы является преступление. Слова Д.С . Мережковского, сказанные о романе Ф.М.Достоевского, на наш взгляд,