Арсений Несмелов : Поэтическая биография

• Автор: Трусова, Ирина Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2000
• Место защиты: Владивосток
• Количество страниц: 238 с.

Оглавление:
Введение
Глава 1. Владивостокский период творчества
А. Несмелова (1920-1924 гг.) как процесс становления
поэтического мастерства
1.1 Историко-литературная ситуация Владивостока начала 1920-х годов. Специфика литературного
процесса (тенденции, имена, судьбы)
1.2 Поэтическое творчество А. Несмелова 1920-1924 гг.
Проблематика, поэтика, эволюция. Жанровые поиски
Глава 2. Харбинский период творчества А. Несмелова
(1925-1945)
2.1 Историко-литературная ситуация Харбина - центра дальневосточной эмиграции. Общая характеристика творческой деятельности А. Несмелова
харбинского периода
2.2. Лирика А. Несмелова харбинского периода.
Основные темы и мотивы, их художественное
воплощение в поэзии 1925-1944 гг
2.3. Сборник «Белая флотилия» как итог творческой деятельности А. Несмелова. Типы русского национального характера Жанровые поиски:
поэма в творчестве А. Несмелова
Заключение
Библиография

Примечания
Приложение
Введение
Повышенный интерес современных исследователей к наследию русской эмиграции, в частности, к литературе, созданной в отрыве от родины, стал в наши дни фактом общественно-научной и литературной жизни. Долгое время на родине умалчивались имена тех, «кто за рубежом продолжал... русские литературные традиции» [289, 5].
Но пришло время - и литература русского зарубежья мощным потоком «ворвалась» в жизнь российского читателя: большая, интересная, подкупающая предельной искренностью и обнаженностью чувств, трагической остротой и высочайшим мастерством художников слова. И. Бунин, В. Ходасевич, В. Набоков, И. Шмелев, Б. Зайцев и целый ряд других имен обогатили творческий арсенал русской литературы. Тем самым были открыты новые возможности для отечественных исследователей-литературоведов.
Чуть позже в русскую литературу влился еще один, на первый взгляд, небольшой, «ручеек» - литература русского дальневосточного зарубежья, или восточной ветви русской эмиграции. Этому были свои причины: во-первых, политические. «Белая» эмиграция, осевшая в Китае, представляла собой наиболее реакционную и враждебную по отношению к советской власти часть русской эмиграции. Поэтому, «в то время, как к концу 1980-х годов были «открыты» практически все авторы русской Европы, русский Китай все еще оставался зашоренным по идеологическим и политическим причинам» [167, 263]. «Русский» Китай, «этот удивительный материк русской культуры» [167, 263], был надолго закрыт для своих соотечественников, живущих в России.
Во-вторых, слабое знание литературы восточной эмиграции не только нашими современниками, но, прежде всего, - их западными коллегами в 1920-3 0-е годы, способствовало утверждению мнения, что восточная ветвь не дает русской литературе сколько-нибудь значимых имен. Отношение к ней в западных литературных центрах русской эмиграции - Париже и Праге, было
слегка пренебрежительным, литература восточной эмиграции мыслилась как провинциальная, и, соответственно, от нее не ожидалось ничего интересного. В своем исследовании «Русская литература в изгнании» Г. Струве посвятил поэтам Харбина лишь 17 строк (глава «Дальневосточные поэты»). Категорично прозвучали слова американского литературоведа: «На Дальнем Востоке и в 1920-х, и в 1930-х годах выходило много стихов, существовали литературные кружки, журналы. Разобраться в этом потоке стихотворений со стороны и ретроспективно не так легко. Едва ли, впрочем, будущему историку зарубежной литературы предстоит сделать какие-нибудь неожиданные открытия. До Европы дошли лишь немногие из дальневосточных поэтов, и те, которые дошли, стоят не на очень высоком уровне. Общее впечатление от дальневосточной поэзии - провинциальность» [262, 247].
Всплеск интереса к восточной эмиграции и ее литературному наследию, проявленный в последнее десятилетие XX века, развеял это мнение. Литература русского дальневосточного зарубежья дает нам образцы настоящей поэзии, яркой, самобытной, синтезирующей в себе традиции и новаторство, несущей отпечаток своей, особой судьбы. Целый ряд имен «дальневосточных» авторов полноправно занимают заметное место в русской литературе. Вероятно, им «недоставало парижской культуры» [262, 248], но они ценили и сохраняли в своих истоках большую русскую культуру, на которую, впрочем, опирались и «парижане». И это было стержневым в творчестве эмигрантов-дальне восточников.
Одно из таких имен - Арсений Иванович Несмелое1 (настоящая фамилия Митропольский, предположительно 1889-1945), «большой и самобытный поэт, трагически затерявшийся на чужбине» [146, 154].
Возвращение его к российскому читателю произошло более чем через сорок лет после смерти. Без сомнения, это самый значительный поэт «русского Китая». На наш взгляд, в критике справедливо было отмечено, что в его творчестве отразилась вся та боль поражения и утраты Родины, которую пережили русские эмигранты, те особенные черты жизни и мироощущения, которые были

Попытка рассмотреть литературную ситуацию Приморья более разносторонне была предпринята в "Антологии поэзии Дальнего Востока" (1967). Автор вступительной статьи профессор В. Пузырев выделяет литературные направления, группы, называет имена, их представляющие: "В сопки к партизанам ушли поэты К. Рослый, Г. Отрепьев, В. Кручина, П. Парфенов. По ту сторону, в стане белых, оказались Ю. Гончаренко (Галич), В. Рябинин, Б. Буткевич (Бэта), М. Колосова и другие. В левофутуристическом журнале "Творчество" объединились Н. Асеев, С. Третьяков, С. Алымов, В. Март и другие, во главе с коммунистом Н.Ф. Насимовичем (Чужаком). Группа рабочих поэтов - Г. Шпилев (Пахом Рослый), А. Ярославский, В.
Воротников, И. Катков тяготели к A.A. Богданову, известному профессиональному революционеру, поэту-подполыцику. Символизм как откровенно формалистическое направление был представлен Ю. Галичем,
О. Худяковой, А. Шевелевым (Ольгиным)» [231, 5].
В самой «Антологии» впервые за многие годы после последних публикаций А. Несмелова на родине были помещены его стихи.
Как видим, исследователи обращались к модернистской литературе ("белогвардейской" или литературе буржуазной интеллигенции) лишь на уровне констатации факта ее существования, подвергая поэтов-модернистов беспощадной критике с идеологических позиций, по сути, не прибегая к изучению их творчества. В итоге история дальневосточной литературы России 20-х годов XX столетия оказалась представленной односторонне, неполно. Целый пласт литературы, являющийся неотъемлемой частью историко-литературного процесса дальневосточного региона, ушел в небытие. Арсений Несмелое, Виталий Рябинин, Борис Бета, Юрий Галич, Венедикт Март, Леонид Ещин - эти и многие другие имена, представлявшие литературный Владивосток 1920-х годов, "канули в лету".
Но наступает "встречи долгожданный час": в последнее десятилетие XX века они возвращаются и занимают свои места в литературном процессе, приковывая к себе пристальное внимание современных исследователей.