Принципы изображения человека в прозе А. П. Чехова: социально-психологический тип "барышни"

• Автор: Страхова, Алла Сергеевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 181 с.

СОДЕРЖАНИЕ
Введение
Г лава I. Тип «барышни» в раннем творчестве А.П. Чехова. Литература и действительность.
§1. Человек и знаки его социальной характеристики: внешнее
§2. Сознание и психология героя: внутреннее
§3. Отношение «герой - сюжет» в ранних произведениях Чехова
Примечания к Главе
Глава И. Образ «барышни» в системе позднего чеховского творчества (типичное, индивидуальное, общечеловеческое).
§1. Рассказы А.П.Чехова конца 1880 - 1890-х годов: проблема точки
зрения
§2. Варьирование сюжетных звеньев: «ситуация замужества» глазами
героя
§3. Последняя повесть А.П Чехова в контексте эволюции социальнопсихологического типа «барышни»
Примечания к Главе II
Заключение
Библиография
Приложение

ВВЕДЕНИЕ
Вопрос о принципах изображения человека в произведениях
A.П. Чехова так или иначе ставит исследователей перед проблемой типологии чеховских персонажей (см., например, работы И.А.Гурвича,
B.Б.Катаева, Л.Е.Кройчика, В.Я.Линкова, З.С.Панерного, Э.А.Полоцкой, М.Л.С'емановой, И.Н.Сухих, А.П.Чудакова и мн. др.). Эта проблема остается актуальной по ряду причин.
Известно, что в литературоведении нет единого мнения о самой необходимости изучения типологии художественных образов. В частности, сложились две исследовательские позиции относительно типологии персонажей в произведениях А.П. Чехова. Некоторые исследователи считают, что природу чеховских персонажей определяет не типическое, а общечеловеческое начало. Так, например, В.Я.Линков [1982, 98] пишет, что «нигде так не фальшивит критика, как там, где она выявляет, насколько типичны и обоснованы в герое те или иные его черты». Высказывались опасения, связанные с нивелированием образов чеховских персонажей [Билинкис 1994, 153-154]. Но можно заметить и другую, не менее сильную тенденцию: изучение природа художественных образов в произведениях Чехова вновь и вновь приводи исследователей к вопросу о типизации. «Здесь нет людей "'вообще", - так пишет о чеховском мире М.П.Громов [1989, 240], — но есть слуги, князья, офицеры, коллежские регистраторы, почтмейстеры, крестьяне и т. д.». При этом точность, с которой подобные перечисления отражают феномен именно чеховского творчества, признается не только сторонниками, но и противниками типологического подхода: «В работах о Чехове перечнем даются профессии, занятия его героев: врач, учиель, священник, банковский слу-

жащий, актер, маляр, художник и т. п. - перечень длинный, для русской классики уникальный» [Гурвич 1990, 126].
Решение данной проблемы, пожалуй, не стоит сводить к одной из этих позиций. Основой категорических утверждений является давнее стремление исследователей обнаружить некие универсальные законы для всего творчества А.П.Чехова. В самом деле, когда стремятся доказать, что природу чеховских персонажей определяет «индивидуальное», в качестве примеров приводят такие поздние рассказы Чехова, как «Студент», «Архиерей», «Невеста» и др. Другая же точка зрения основывается на материале произведений 1880-х годов.
Кроме того, в литературоведении существует несколько подходов к типологической дифференциации героев, - она осуществляется «по социальной принадлежности, по основным жизненным позициям, по формам сознания и самосознания, по типу развития характера и особенностям его структуры» [Францова 1995, 3]. В качестве классического примера литературной типологии следует назвать тип «лишнего» человека: в этом случае типологическая характеристика героя оказывается многомернее рамок его социальной характеристики. Как пишет
С.Г.Бочаров [1962, 317], образ «лишнего» человека, несомненно, «отправлялся от реального социально-психологического типа. Определенный слой дворянской интеллигенции того времени “стоит” за “лишним человеком”, ему “соответствует”. Но, установив это, объяснили ли мы образ? Мы только начали это делать; определив реальный прообраз, мы должны будем двигаться в сферу его “видения”, в область содержания, помещающегося не позади образа, в действительности, но в нем самом; оно - в той идее [курсив мой. - A.C.] характеров Онегина, Печорина, Бельтова, Рудина, которая позволила назвать их “лишними”». На материале произведений Чехова попытка подобного типологического подхода персонажей представлена, например, в кандидатской диссертации

щем ходе жизни получало то, что культура передавала в руки женщин». Конец XIX века в этом смысле отмечен широко развернувшейся полемикой по так называемому «женскому вопросу»28. Чехов изображает психологию «барышни», опираясь на исторический опыт, на традиционные представления о назначении женщины.
Освоение женщинами традиционно мужских областей деятельности началось задолго до времени Чехова: «петровская эпоха вовлекла женщину в мир словесности: от женщины потребовали грамотность» [Лотман 1996а, 48]. Однако для Чехова традиционное разделение сферы деятельности на мужскую и женскую принципиально. Например, в различных контекстах варьируется мысль о том, что специфически женская черта - отсутствие интеллектуальных способностей:
Так как предмет этой статьи составляет мужскую тайну и требует серьёзного умственного напряжения, на которое весьма многие дамы не способны, то прошу отцов, мужей, околоточных надзирателей и проч. наблюдать, чтобы дамы и девицы этой статьи не читали (IV, 195).
(«Руководство для желающих жениться», 1885); Ум женщины никуда не годится. У неё волос долог, но ум короток; у мужчины же наоборот. С женщиной нельзя потолковать ни о политике, ни о состоянии курса, ни о чиншевикса, В то время, когда гимназист Ш класса решает уже мировые задачи, а коллежские регистраторы изучают книгу «30000 иностранных слов», умные и взрослые женщины толкуют только о модах и военных (V, 113).
(«О женщинах», 1886); «Ей двадцатый год... - думаю я. - Если взять интеллигентного мальчика таких же лет и сравнить, то какая разница! У мальчика и знания, и убеждения, и умишко» (V, 91).
(«Любовь», 1886) и др.