Поэтика иносказания в литературе Древней Руси : Символика чисел, ее своеобразие и формы

• Автор: Кириллин, Владимир Михайлович
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 56 с.; 20х15 см

настоящем докладе обобщены и развиты историк»' литературные и текстологические исследования автора, посвященные числовой символике как явлению древнерусской литературы во~ обще и, в частности, как способу иносказательного, потаенного выражения того или иного сакрального смысла описываемых в произведении событий. Эти исследования, в том числе книга (Символика чисел в литературе Древней Руси (Х1-ХУ! века). Спб., 2000) были предприняты в течение последних 13-14 лет и опубликованы в различных научных и научно-популярных изданиях общим объемом более 27 а. л.
Исследуемая тематика получила отражение в курсе лекций по истории древнерусской литературы, который читается диссертантом в Московской Духовной Академии.
Актуальность темы исследования, В настоящее время в работах ученых филологов-медиевистов все четче формулируется мысль о необходимости нового прочтения средневекового литературного наследия Это новое прочтение должно быть сопряжено в значительной степени с отказом от царивших еще не так давно идеологических предубеждений и оценочных штампов. Но ие столько даже с отказом, сколько, скорее, с изменением ракурса и фокуса исследовательской мысли в процессе филологической и культурноисторической интерпретации тех или иных средневековых текстов Сказанное относится прежде всего к литературе Древней Руси. Если в недавнем прошлом всякий древнерусский текст интересовал науку прежде всего как явление общественной жизни, как отображение тех или иных движений и коллизий в обществе, как рефлекс коллективного сознания, то теперь в центр внимания выдвинуты вопросы, связанные со спецификой художественного и духовною содержания текста, вопросы об авторском умонастроении, которое отображено в семантике и формальных особенностях текста. Иными словами, теперь пытливый взгляд исследователей нередко направлен не на внешние обстоятельства истории того или иного древнерусского литературного произведения, а на его формально-смысловую феноменальность, конгениальную духовно-интеллектуальной жизни автора и, соответственно, читателей. Чаще всего тексты или явления культуры Древней Руси рассматриваются через призму православного вероучения как мировоззренческой доминанты средневековья1, одна-
1 Топоров В. Н. Святость и святые в русской духовной культур». Т. Г Первый век христианства на Руси. М.. 1985; т. II: Три века христианстве на Руси (ХН-ХІУ вв.). М.. 199В; Пойсквльки Г Христианство и богословская литература в Киевской Руси (988-1237 гг.) / Перее. А. В. Назаренко. СПб., 1986; бобков К. В.. Шевцов Є. В.

ко сохраняется и старая добрая филологическая традиция интерпретации текстов через призму художественной критики, воспроизводящей картину чисто художественных представлений древнерусских людей2. Попытки имманентного анализа литературного материала (какие бы герменевтические задачи он ни решал) логически ведут к необходимости создания новой истории лкзеразуры — истории собственно литературного творчества, истории авторского самосознания3 и художественной мысли, выраженных в текстах.
Именно к проблематике, связанной с созданием подобной истории литературы и обращена данная диссертация. В ней, правда, рассматривается круг только частных вопросов, возникающих в связи с размышлением над только одной особенностью и лишь некоторых переводных и оригинальных древнерусских текстов; но в результате все же раскрывается один из аспектов духовно-художестаенных представлений писателей и читателей Древней Руси, специфическая особенность поэтики литературных памятников. Остается лишь выявить прочие аспекты своеобычной литературной жизни древнерусских людей и сделать обобщающие вывода. Последнее когда-нибудь станет возможным. Настоящий же труд есть только первый шаг в данном направлении. Этим и определяется его научная актуальность.
Новизна работы состоит в том, что в ней впервые на основе историко-филологического комментирования и семантического анализа рассматриваются такие, казалось бы, мало значимые элементы повествовательной структуры текстов, как числа и соотнесенные с ними формы изложения. В работе исследуются вполне определенные числа — эпико-бнблейскиепо происхождение и потому типические и священные. Раскрытие функциональной роли нумерологических элементов в рамках того или иного произведения, а также определение символического или художественно-эстетического назначения, которым они наделены в контексте идейного содержания произведения, выявление различных типов иносказания с их помощью, — все это позволяет по-новому взглянуть на акт литературного творчества и литературного общения в Древней Руси как на сакральное действо. Оказывается, числа и соответствующие им повествовательные формы, отличающие некоторые древнерусские литературные
Символ и духоаиыйольтт православие. М., 1996.
7Дтим А. С. 1) Художественны* миры древнерусской литературы. М., 1993; он же О художественности древнерусской литературы. М., 1996.
3 Конмапя В. Л Авторсно* самосознание древнерусского книжника (XI - середина XV веке) / Аатореф. дисе, не сонск. уч. степ, доктор* филол неук, м., 2

именем Епифания Премудрого, — авторское отступление о том, почему герой повествования, еще не будучи рожден, чудесно издал троекратный крик из материнской утробы. Демонстрируя триадологический взгляд на мир — его существо и историю, писатель вспоминает но этому поводу ряд библейских событий, ход или просто форма которых непременно обнаруживали обязательную подчиненность исторической реальности жесткому тринитарному закону, что, естественно, должно понимать как яркое свидетельство незримого присутствия во всем, повсюду и всегда Бога-Троицы. Особое внимание в данном рассуждении привлекает упоминание о Давиде, поразившем Голиафа якобы тремя камнями. Авт ор вполне сознательно — как и игумен Даниил —- исказил библейский оригинал, где речь идет только об одном камне (1 Цар.: 17, 49; Сир.: 47, 5) в угоду своей тринитарной концепции. Как бы то ни было, отличие означенной вольности от содержащейся в "Хождении" состоит прежде всего в том, что этикетный в основе нумерологический символизм Епифания в данном случае вполне ясен — и именно как откровенно играющий на общую-идею жизнеописания Сергия.
Итак, можно, кажется, говорить о вариантах этикетной разновидности числового иносказания в древнерусской литературе. В одних случаях эта разновидность оказывается введенной в повествование лишь как привычный и предпочтительный элемент, значение которого — более условное, нежели фактическое — довольно слабо выражено в плане идейной нагруженности и функциональности, хотя и отмечает обычно некую значимость, либо даже сакральнотаинственный характер того, о чем идет речь. Рефлексы именно такой нумерологии обнаруживаются во многих древнерусских литературных текстах (дополнительно к указанным можно назвать, например, тексты "Повестей" о Петре царевиче Ордынском, о Новгородском белом клобуке, о Бове Королевиче, Еруслане Лазаревиче, Брунцвике, романа о Стефаниге и Ихкилате, "Сказания о киевских богатырях"). Напротив, в других случаях этикета о использованные числа обладают отчетливой символической семантикой и потому предстают как содержательно и стилистически функциональные. Для изучения художественной специфики древнерусской литературы особенно интересны явления как раз этого типа, ведь только они и могуг быть законно квалифицированы как специальное, целенаправленно используемое средство изобразительности и иносказания, соответственно, требующее смысловой расшифровки и идейноэстетической оценки. Тексты, авторы которых несомненно пользовались означенным повествовательным средством, встречаются в литературе Древней Руси реже, и в принципе, если размышлять о при-