Женская проза конца 1980-х - начала 1990-х годов : Проблематика, ментальность, идентификация

• Автор: Ровенская, Татьяна Александровна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 220 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I СМЕНА ПАРАДИГМ В ВОСПРИЯТИИ МИРА И НАУКЕ КАК ОСНОВА ТЕОРИИ, ПРАКТИКИ И ПОЛИТИКИ ГЕНДЕРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ И ФЕМИНИСТСКОГО ЛИТЕРАТУРНОГО КРИТИЦИЗМА
1.1. От ОСНОВ ФЕМИНИСТСКОЙ ТЕОРИИ К ГЕНДЕРНЫМ ИССЛЕДОВАНИЯМ..
1.2. Анализ социального и культурного конструирования пола как
ПРЕДМЕТ ГЕНДЕРНЫХ ИССЛЕДОВАНИЙ
1.3. КОНЦЕПЦИИ ЯЗЫКА, ВЛАСТИ И ТЕЛЕСНОСТИ В ПОСТМОДЕРНИСТСКОЙ ФИЛОСОФИИ И ФЕМИНИСТСКОЙ КРИТИКЕ
1.4. ОТ «САРДОНИЧЕСКОГО ГНЕВА» К НОВОЙ ТЕОРИИ ФЕМИНИСТСКОЙ ЛИТЕРАТУРНОЙ КРИТИКИ
1.5. Развитие гендерных исследований в российском литературоведении
ГЛАВА II ЖЕНСКАЯ ПРОЗА - НЕЛИНЕЙНЫЙ МИР В ЛИНЕЙНОМ ПРОСТРАНСТВЕ
2.1. ЖЕНСКАЯ ПРОЗА В ЗЕРКАЛЕ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ КРИТИКИ
2.2. ПРЕДПОСЫЛКИ ФОРМИРОВАНИЯ ЖЕНСКОЙ ПРОЗЫ И ВЫБОР ПОДХОДОВ К ЕЕ РАССМОТРЕНИЮ
2.3. ПОПЫТКИ КЛАССИФИКАЦИИ НОВОЙ ЖЕНСКОЙ ПРОЗЫ
2.4. СПОСОБЫ ТВОРЧЕСКОГО МАНИФЕСТИРОВАНИЯ ЖЕНСКОЙ ПРОЗЫ КОНЦА 1980-Х -НАЧАЛА 90-Х ГГ
2.5. Женщина и художественное творчество. Феномен «женщины
ГОВОРЯЩЕЙ»
ГЛАВА III МЕНТАЛЬНОСТЬ И ПРОБЛЕМАТИКА ЖЕНСКОЙ ПРОЗЫ
3.1. женщина - как героиня женской прозы. Проблема самоидентификации
3.2. Преломление социальной проблематики в женской прозе и ее «иная реальность»
3.3. топос женской ПРОЗЫ
3.4. КОНЦЕПТЫ ТЕЛЕСНОСТИ и СЕКСУАЛЬНОСТИ в ЖЕНСКОЙ ПРОЗЕ
3 .5. «Вечные темы» в женской прозе
3.6. Кризис маскулинности, или Смерть героя
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ:

Введение
Предметом данного исследования является рассмотрение современной женской литературы, однако в центре внимания будут не отдельные имена и произведения современных писательниц, а женская проза конца 1980-х - начала 1990-х годов как социально-культурный феномен в целом. Исследование охватывает кризисный для России период, ставший известным в стране и за ее пределами как «перестроечный» и «постперестроеч-ный». В конце 1990-х годов в контексте попыток интеграции исторического опыта стран Восточной Европы и России он получил более широкую характеристику как «переходный период» (Transition period). К концу 1980-х годов русская женская проза выделяется из общего литературного процесса и организует свое мировоззренческое и художественное пространство. Появление данного феномена и его характер стали следствием целого комплекса социальных, политических, идеологических, культурных и художественных факторов и явлений, определивших лицо нового кризисного этапа, в который вступила наша страна в середине 80-х гг. XX века, а также тех, которые будут выявлены далее в ходе настоящего исследования.
Актуальность исследования объясняется в первую очередь тем, что русская женская проза этого времени представляет собой практически не встречавшийся ранее в истории русской литературы тип творческого объединения по гендерному признаку1. Своим новым, во многом провокационным принципом объединения, острыми программными материалами и самими произведениями женская проза этого периода вызвала ожесточенные и противоречивые дискуссии в критике, публицистике и литературоведении.
Возникновение данного явления породило огромное количество закономерных вопросов, а именно: что скрывается за понятием «женская литература»; какие причины обусловили обособление женской прозы; что кон-
1 Т. е. по признаку выявления социо-культурной роли пола, определяемой соотношениями доминирования и подчинения. Единственная в России попытка создания женского творческого союза принадлежала в начале XX века писательнице Л.Зиновьевой-Аннибал. По аналогии с регулярными встречами на «башне» «друзей Гафиза», проводимыми Вяч. Ивановым, она создала «женский Гафиз», известный также под именем «Фи-ас». Однако первая же встреча разочаровала ее участниц, повторные попытки ими не предпринимались. В связи с этим трудно оценивать опыт «Фиас» как удавшийся эксперимент женского творческого объединения. Вместе с тем, формирование феномена интересующей нас женской прозы 1980-х уходит своими корнями в ту же острую потребность в консолидации женского культурного опыта и творческих сил, которая руководила писательницами и поэтессами Серебряного века, что позволяет говорить о некой преемственности идеи необходимости женских творческих союзов. Подробнее о судьбе союза «Фиас» см.; Михайлова М. Страсти по Лидии. Творческий портрет Л.Зиновьевой-Аннибал // Преображение. 1994. №2, С. 144-157.

цептуализирует ее творческую самостоятельность; обладает ли она характерными мировоззренческими и эстетическими особенностями. И наконец: ограничивается ли данное явление границами литературного пространства, а если нет, то как далеко простирается ее «топография»; а также, как соотносится русская женская проза конца 1980-х - начала 1990-х годов с феминистскими теориями, воплощенными в исследованиях западных ученых -гендеристов?
Активность и эмоциональность откликов на эти и другие вопросы свидетельствуют о злободневности и актуальности проблем, связанных как с самим фактом возникновения подобного феномена, так и с особым мировоззрением, которое легло в его основу. Первоначальные попытки некоторых отечественных критиков отрицать факт и возможность существования женской прозы2 только подтвердили ее наличие. Более того, эти, подчас резко негативные отклики, способствовали дальнейшему развертыванию дискуссий на страницах литературных изданий и подтолкнули к более серьезным и всесторонним исследованиям данного вопроса, которые нашли свое отражение в статьях, монографиях и диссертационных работах на эту тему, увидевших свет в нашей стране и за рубежом.
Анализ литературной ситуации, сложившейся в России в середине кризисных 1980-х годов, дает возможность проследить истоки феномена женской прозы в русле общелитературного контекста данного периода, а также выявить тенденции его обособления внутри данного контекста и внутри канонической культурной традиции в целом.
Умонастроение писателей и писательниц 1980-х годов было далеко не гармонично. Мотивы их творчества скорее мятежны, чем сбалансированы, что затрудняет рассмотрение литературы настоящего периода в аспекте следования какой-либо определенной традиции или в единоконцептности разрушения ее. Одна из первых серьезных попыток выделить некоторые общие признаки нового художественного явления принадлежала критику Н.Ивановой3.
Обобщая ее наблюдения и выводы ряда других критиков4, мы можем заключить, что идейная концепция литературы 1980-х характеризовалась следующими моментами: во-первых, это принципиальный отказ от следо-
2 См., напр.: Кузнецов Ю. Под женским знаком // Литературная газета. 1987. 11 ноября. Подробнее о реакции отечественной критики на появление феномена женской прозы см.: Глава II (раздел 2.1).
3 См.: Иванова Н. Намеренные несчастливцы? О прозе «новойволны» // Дружба народов. 1989. №7.С.239.
4 См. работы Л. Аннинского, Г. Белой. С.Чупркнина, Е.Шкловского, М. Эпштейна и др. в библиографии.

принципа деления к молекулярному; а Р.Барт ввел в оборот тезис о «числе языков, равном числу желаний»68. В понимании Фуко, язык - это всегда язык тела. В поздних своих работах69 Фуко считает любые языковые практики культуры телесными практиками.
Ставшее одним из самых популярных понятий современной философии, понятие «тела» указывает на «бессознательный уровень функционирования того или иного феномена реальности»70. Механизм действия языка как телесного, в концепции Фуко, вызывает у читателя эффект «видения», а не рационального понимания текста.
Вместе с тем, по мнению феминистских критиков, философы в целом оставались «верны» традиционному патриархатному дискурсу. Так, Лакан всего лишь заменяет анатомический дефект женщины, о котором говорил Фрейд, дефектом языковым71. У Фрейда женщина определяется в терминах недостатка, нехватки, дыры, не-пола; Лакан, в свою очередь, отказывает ей в доступе к дискурсу. Иными словами, закон одной сексуальности сменяется законом одного языка. Объясняя в обоих случаях женское несовершенство влиянием Эдипова комплекса, обе теории представляют исключение женщины как явление универсальное, а не обусловленное исторически.
Таким образом, постструктуралисты предложили понимание социальных явлений как специфических языковых практик, условием стабильности которых была пассивность субъекта. Предполагавшаяся ими возможность противостоять репродуцирующим иерархию языковым конструктам стала своеобразным толчком для развития философской феминистской критики.
В рамках поиска новых языковых практик, принципиально отличающихся от господствующих в современном мире, феминистскими критиками был разработан ряд теорий, определивших лицо и направленность современной феминистской критики. Так, работы Ю.Кристевой72 оказали серьезное влияние на разработку проблематики феминного, телесного и языка. «Говорящее тело», в концепции Ю.Кристевой, не только строит свой осо-
68 Барт. Р. Удовольствие от текста // Избранные работы: Семиотика. Поэтика. М., 1994.
69 «Надзирать и наказывать» (1975) и три тома «Истории сексуальности» (1976-1984).
70 Жеребкина И. М.Фуко: политические технологии тела. История женского как история сексуальности // Преображение. 1996. №4. С.21.
11 Лакан Ж. Инстанция буквы в бессознательном, или Судьба разума после Фрейда. М., 1997. С. 140.
72 Иден Ю.Кристевой нашли отражение в следующих ее основных работах: Kristeva, J. Desire in Language: A semiotic Approach to Literature and Ait N.Y.: Columbia University Press, 1980; Kristeva, J. Revolution in Poetic Language Trans. M. Waller, New York, Columbia University Press, 1984; Kristeva, J. ‘The Speaking Subject’ in M. Blonsky, ed. On Signes, Baltimore, Johns Hopkins University Press, 1985; См. также Kristeva, J. The Kristeva Reader/Ed T. Moi. Oxford. Blackwell, 1986.