Динамика текстопорождения в критике Д. С. Мережковского

• Автор: Кабакова, Елена Геннадьевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2001
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 242 с. : ил

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава I. От культуры к тексту: экзистенциальные смыслы критики
Д.С. Мережковского 1880 - 1910-х годов
§ 1. «Смерть культуры» как феномен философского и художественного сознания рубежа веков: историко-культурологический обзор
§ 2. Культурология Д. Мережковского 1890-х годов
§ 3. Линия дискредитации культуры в критике Д. Мережковского 1900-х годов:
посредственность и язык
§ 4. Поиск Д. Мережковским «трансцендентного выхода» из культуры
в 1910-е годы: феномен «кажущейся» личности
§ 5. «Фантазматический» сюжет Д. Мережковского о жизни: личность как
культурный персонаж
§ 6. «Фантазматический» сюжет Д. Мережковского о смерти: человек на
культурных «подпорках»
§ 7. «Фантазматический» сюжет о Боге: персоналистический круг
Д. Мережковского
Глава II. Текст как целое в пространстве символа: по произведениям
Д.С. Мережковского начала века и 1930 - 1940-х годов
§ 1. Динамичная структура личности Д. Мережковского: «идеи» и «тело»
§ 2. Литературная биография Д. Мережковского
как пример культурной реинкарнации
§ 3. Повествовательная форма идентичности Д. Мережковского:
Я и Другой
§ 4. Хронотоп произведений Д. Мережковского 1900- 1910-х годов:
Евклидово пространство и физическая телесность
§ 5. Хронотоп произведений Д. Мережковского 1930-х годов:
не-Евклидово пространство и символическая телесность
§ 6. «Геометрия» Царства Божия как прецедент спасения
в критике Д. Мережковского 1930-х годов
§ 7. Телесность письма Д. Мережковского как новая форма
пространственное™ и телесности: идея «текста-тела»
§ 8. Символическая форма идентичности Д. Мережковского:
идея воскрешения
§ 9. Механизм дискурса Судьбы в произведениях Д. Мережковского 1930-х годов: «предложения-перевертыши»
Глава III. Механизм структурации текста
в произведениях Д.С. Мережковского 1910-х и 1930-х годов
§ 1. Критический дискурс Д. Мережковского: общая характеристика
§ 2. Культурный код в произведениях Д. Мережковского:
функциональный и структурно-семантический аспекты
§ 3. Герменевтический идиолект произведений Д. Мережковского:
идея перевода
§ 4. Чужой Дискурс в произведениях Д. Мережковского и его нейтрализация:
процедура перевода
§ 5. Структурация высказывания Д. Мережковского:
ее интерпретационные возможности
§ 6. Структурация гипертекста Д. Мережковского: идея текста-канона
Заключение
Примечания
Список литературы
ВВЕДЕНИЕ.

Волна читательского интереса к творчеству Д.С. Мережковского имеет свои приливы и отливы. Проследим историю изучения творчества Мережковского, отметим основные ее этапы.
1881 - 1919. В эти годы Мережковский находился, можно сказать, на гребне литературной и писательской славы. Его идеи и произведения вызывали горячий отклик современников - А. Блока (96 - 102), Н. Михайловского (251 - 255), Л. Шестова (391, 392), В. Розанова (293 - 298), Л. Троцкого (353), В. Шкловского (393), К. Чуковского (385 - 387) и мн. др. Почти каждое опубликованное в дореволюционной России произведение Мережковского - будь то стихи или поэмы, новеллы или романы, критические статьи или публицистические очерки, пьесы или переводы - становилось объектом серьезных критических разборов1 и поводом для ожесточенной литературной полемики. Русская критика начала века очертила проблемно-тематическое поле произведений Д.С. Мережковского, обозначив в творчестве художника круг актуальных для его современников и, одновременно, наиболее спорных вопросов религиозного, метафизического, этического, общественного и литературного характера, а также осуществила жанровую и родовую дифференциацию и классификацию произведений литератора.
Но наиболее резкие оценки и самые необычные мнения критиков вызвали: 1) проблема новаций Мережковского, художника и общественно-религиозного деятеля, и 2) вопрос о творческой эволюции этого автора. Критики ощущали внутреннюю нерасторжимую связь этих проблем: легко, на первый взгляд, «обновляющийся» Мережковский вносил постоянные коррективы в свои позиции и взгляды и предлагал для обсуждения все новые вопросы, требующие внимательного рассмотрения и осмысления со стороны читающей публики. Поэтому в качестве доминанты пафоса произведений Мережковского критики отмечали установку писателя на обновление, реформирование культурных идей и форм. «Стремление к оригинальничанью» (32, 2392) - так характеризовал это свойство Мережковского-писателя А. Богданович (1896), в то время как А. Волынский (1896) видел в этом «новаторство», «искание новых эстетических образов» (124, 37). И действительно, можно сказать, что творчество Мережковского в целом не только отражает общие для русской культуры конца XIX -начала XX века модернистские тенденции, но и оказывает формирующее влияние на генеральную линию развития модернизма в России.
Русская критика рубежа веков выявила, как эта линия модернизма3 реализуется в системе религиозных, эстетических и общественно-политических взглядов писателя.

ры не отягощает Хлестакова: «Величайшие мысли человечества, которые давят его целые века своей тяжестью, попадая в голову Хлестакова, становятся легче пуха» (2, 219). То же можно сказать и о Чичикове: «Из всемирной культуры выбирает Чичиков то, что нужно ему, а все прочее... с такой же гениальной легкостью, как Хлестаков, сводит к двум измерениям... сокращает, расплющивает до последней степени плоскости и краткости» (2, 233). Наконец, вымысел и вдохновение художника становятся теперь ни чем иным, как хлестаковской ложью.
Но что же более всего роднит Хлестакова и Литератора? Пустота внутри. Культура пред-стоиг им обоим.
Литератор последовательно, методично вырабатывает культурный материал пласт за пластом, накапливает, бережет, систематизирует, оформляет. Он опустошен, чтобы быть полным. Пустота же Хлестакова или Чичикова служит неким заслоном от культуры, прекращающим ее доступ к человеку. Посредственность по своему усмотрению определяет предел культуре. Так, Чичикову нет дела до Пушкина и Гете. Но он не мыслит свою жизнь без галантерейного товара и ватерклозетов. Отказываясь от высших достижений культуры, он считает удобным, естественным для себя и само собой разумеющимся пользоваться комфортом, предоставленным культурой.
Некое «качество» Пустоты отличает Литератора от Хлестакова. Но это не единственное, что их разводит. Безликость Литератора может быть мотивирована тем, что его личность, его «Я», как правило, «настроена» на нечто иное, чем он сам, на «не-Я». Посредственность же обладает напором, натиском самоутверждения. Хлестаков - это неистово самоутверждающаяся в культуре - и вопреки культуре - личность. Культура не в состоянии ее разрушить, ибо подается сюда нормировано, дозами, порционно. Наоборот, даже самый заурядный человек отныне способен воздействовать, влиять на культуру: «... та сплетня, от которой Александр Сергеевич погиб, обошлась не без участия Ивана Александровича Хлестакова. Пушкин погиб, а Хлестаков процветает...» (2,221).
Пустота - осознанный выбор позитивной посредственности. Обозначенная в культуре сначала лишь только контурами своего тела, она (посредственность), тем не менее, противостоит опустошающему и обезличивающему давлению культуры, чувствует свою изолированность от нее, свою защищенность перед ней, потому что самодостаточна: «... я - один, другого подобного мне никогда нигде не было и не будет, я сам для себя все» (2, 216 - 217). Этот соблазн быть цельным и самодостаточным так силен, что даже сам Д. Мережковский в 1910-е годы будет, кажется, готов признать именно в посредственности «спасение» от культуры. По крайней мере, для себя он сделает от-