Школа М. Н. Покровского и советская историческая наука, конец 1920-х - 1930-е гг.

• Автор: Артизов, Андрей Николаевич
• Шифр специальности: 07.00.09
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 1998
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 198 с.

Оглавление
Введение
Глава первая. Учитель: деятельность М.Н.Покровского в конце 1920-х - начале 1930-х гг.
Параграф 1. М.Н.Покровский накануне и в год “великого перелома” (1928-1929 гг.)-
Параграф 2. М.Н.Покровский в последние годы жизни (1930-1932 гг.)
Гпава вторая. Ученики: биографии и судьбы
Параграф 1. “Школа М.Н.Покровского”: содержание понятия, состав участников
Параграф 2. Павел Осипович Горин (1900 - 1938)
Параграф 3. Николай Николаевич Ванаг (1899 - 1937 гг.)
Параграф 4. Борис Николаевич Тихомиров (1898 - 1937)
Гпава третья. Критика М.Н.Покровского и его школы
Параграф 1. Партийно-правительственные постановления о преподавании истории середины 1930-х гг. и конкурс на учебник по истории СССР
Параграф 2. Кампания критики М.Н.Покровского и его школы
Заключение
Список основных опубликованных источников и литературы

ВВЕДЕНИЕ
Вопросы истории науки, без изучения которых невозможно понять ее нынешнее состояние, противоречия и проблемы, перспективы дальнейшего развития, всегда привлекали внимание отечественных ученых . Это внимание, как правило, усиливалось в периоды общественных кризисов и революционных потрясений. Стремясь проникнуть в сущность происходившего вокруг, историки, будто по договоренности, дружно обращались тогда к опыту предшественников, выискивая там подсказки или готовые ответы на актуальные вопросы текущего дня. Жизнь и творчество деятелей ушедшего времени при этом нередко примерялись или даже экстраполировались применительно к задачам новой эпохи.
Сегодня, когда наше Отечество в очередной раз переживает коренную ломку уклада общественной жизни, эта истина находит яркое тому подтверждение. В современных условиях смены сложившихся стереотипов, отказа от монопольного господства одной идеологии ученые активно пытаются осмыслить творчество своих предшественников1. Со всей остротой они обозначают чрезвычайно актуальные для нынешнего времени проблемы - преемственности в науке и ее взаимоотношений с властью. Что из опыта предшествующих лет можно позаимствовать и взять с собой в дальнейшую дорогу, а от какого наследства следует отказаться? Каким путем добиться мимизации зависимости научных исследований от идеологической линии властей, от политической конъюнктуры? Как избежать фальсификаций, идеализации, апологетики, догматизма, других недостатков исторических трудов, которые, к сожалению, были так хорошо знакомы советской историографии? Эти вопросы волнуют ученых, порождают дискуссии, подталкивают их к критическому пересмотру прежних концепций и оценок о развитии отечественной исторической науки, заставляют в поисках нового фактического материала обращаться в архивы, ставшие в последние годы более доступными.
Особую актуальность приобретают в этой связи в качестве объекта исследования процессы, происходившие в отечественной историографии в период культа личности Сталина. Именно в эти годы служители музы Клио попали, пожалуй, под наиболее беспощадный и жестокий прессинг со стороны власть предержащих. Именно тогда историки вынуждены были неоднократно и далеко не всегда по своей воле возвращаться к проблеме преемственности в своей профессии.
Не следует забывать, что жизнь и творчество советских ученых первого поколения представляют большой научный интерес не только с точки зрения прикладного изучения с целью обосновать правильность решения проблем развития сегодняшней исто-

рической мысли. Исследование исторической науки периода конца 1920-х - 1930-х гг. позволяет по-новому поставить некоторые вопросы теории и методики историографических исследований, возвращает нас к подзабытой сегодня, но по-прежнему актуальной проблеме периодизации советской историографии.
Прежняя периодизация, наиболее ярко воплощенная в последних томах “Очерков истории исторической науки в СССР" и подразделяющая начальный период советской историографии на этапы до середины 1920-х гг. и середины 1930-х гг., по мнению многих исследователей, устарела и нуждается в пересмотре. Впервые высказанная в зарубежной литературе точка зрения, что главным рубежом в развитии советской исторической науки довоенного периода следует считать не середину третьего и даже четвертого десятилетия, а конец 1920-х гг., находит все больше сторонников2.
Именно в годы так называемого “великого перелома” канул в Лету период относительно благополучного функционирования исторической науки, когда еще сохранялась возможность сосуществования различных исторических направлений и школ, имел место реальный плюрализм мнений, формы и структуры научных объединений отличались разнообразием, активно продолжалась широкомасштабная публикация источников. Изменившаяся вместе с крахом НЭПа и установлением единовластия Сталина общественно-политическая обстановка поменяла отношения политики и историографии. В ходе целенаправленных политических акций (“академическое дело”, сопровождавшееся репрессиями старой профессуры; письмо Сталина в журнал “Пролетарская революция” и кампания по его проработке; подготовка под наблюдением вождя первых томов “Истории гражданской войны в СССР” и “Краткого курса истории ВКП(б)”; постановления партии об учебниках по истории середины 1930-х гг.; кампания критики М.Н.Покровского и его школы; конкурс по написанию учебника истории СССР для начальной школы и др.) произошла “сталинизация” советской историографии. В результате исчезла былая относительная автономия научных исследований; историческая наука в значительной мере превратилась в придаток партийно-государственной машины, идеологически обслуживавший её в целях формирования угодного правящей верхушке политического и исторического сознания масс. Обществу всеохватывающей централизации и тотального регламентирования как нельзя лучше соответствовал сложившийся в 1930-х гг. тип “огосударствленной” исторической науки с административно-директивными методами управления ею, неограни-) ченным вмешательством власть предержащих в творческий процесс, с жесткой цензурой,
забвением свободы научных дискуссий, единообразием организационных форм, унификацией исторических учебников и подготовки научных кадров, канонизированной официальной концепцией истории, обязательной для всех исследователей.

тельности Академии наук создать новую комиссию под председательством Покровского -зафиксировало упрочение позиций главы историков-марксистов70. Партийная верхушка в вопросе о выработке политической линии по отношению к Академии наук и в целом к развитию общественных наук сделала, таким образом, ставку на Покровского.
Теперь предстояло закрепить достигнутый успех и добиться окончательного одобрения своих предложений. В этих целях Покровский предпримет ряд энергичных шагов. 11 марта по его инициативе соберётся Совет ОИМ, где руководитель общества проинформирует своих последователей о планах некоторых коммунистов-академиков создать институты истории и экономики при Академии наук. Присутствующие единогласно потребуют не допустить этого. 16 марта президиум Комакадемии объявит "вредным оппортунистическим прожектерством предложения объединить гуманитарное отделение АН и Комакадемию" и, одновременно, постановит реорганизовать имеющуюся в последней историческую секцию в институт истории. 19 марта, нарушив традицию редких посещений, ректор ИКП появится на заседание партбюро института, где обрушится на проект Рязанова, ибо, по его словам, гуманитарные учреждения в системе Академии наук "неизбежно превратятся в опору чуждых нам идеологических течений". По предложению Покровского вопрос будет вынесен на общее партийное собрание ИКП71.
В эти дни "Правда" опубликует печально известную статью ученого "О научно-исследовательской работе историков", весь пафос которой направлен на доказательство необходимости срочной ликвидации Института истории РАНИОН. Автор будет так торопиться с её написанием, что, отнеся к антимарксистским изысканиям книгу С.Б.Веселов-ского "К вопросу о происхождении вотчинного режима", даже не удосужится проверить её правильное наименование и выходные данные, приведя их по памяти. Спешка, видимо, будет столь велика, что в качестве примера сгодится то, что первым пришло на ум. Так в число "антимарксистов" попадут П.Ф.Преображенский и Н.М.Дружинин, чья работа о "Журнале землевладельцев" еще год назад не понравилась Покровскому.
Основная цель статьи - критика Рязанова и Бухарина (хотя имена их прямо не названы). Оправдывая необходимость создания нового научно-исследовательского учреждения, глава историков-марксистов заявит, что институты Ленина, Маркса и Энгельса общеисторических исследований не ведут, и здесь же "вдруг" вспомнит, что благодаря стараниям последнего заведения были изданы "старые работы академика Петрушевско-го и новые работы академика Тарпе". В конце статьи после признания, что "ликвидировать ранионовский институт надо было года, по меньшей мере, два назад", автор в оправдание поведает, что и сейчас еще есть товарищи, "не мыслящие научной работы в области истории иначе, как под руководством "авторитетных" буржуазных ученых", кото-