Проблема понимания в творчестве В. В. Розанова

• Автор: Семенюк, Антон Павлович
• Шифр специальности: 07.00.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2002
• Место защиты: Томск
• Количество страниц: 140 с.

Оглавление
Введение
1.“О понимании”
1.1. История создания
1.2. Определение, границы и внутреннее строение науки
2. Проблема понимания в последующих работах
2.1. В мире неясного и нерешенного
2.2. “Уединенное” и “Опавшие листья”
3. Исторические аспекты книги “О понимании”
3.1. Язык “О понимании” и его историческая функция
3.2. Художественная история
3.3. Розанов и Дильтей
3.4. “О целесообразности”
3.5.Тип “русского мальчика“ Достоевского
в восприятии Розанова
Заключение
Источники
Литература

Введение
В. В. Розанов, один из ярких представителей Серебряного века, воспринимается в мировой культуре как парадоксалист, подрыватель основ, эксцентричный писатель, автор философско-афористичной прозы, своими духовными метаниями и сомнениями олицетворяющий кризисную эпоху, агонию старой России. При этом без внимания, чаще всего, остается ранний период творчества мыслителя. Речь идет о незаслуженно забытой и мало изученной работе молодого Розанова “О понимании”, которая и поставлена в центр моего исследования. Этот ранний текст раскрывает совершенно противоположный общепринятому представлению образ русского мыслителя. Здесь он обнаруживает себя как спокойный и основательный философ, традиционалист, не сообразующийся со своим временем, выступая с актуальной лишь для второй половины XX века проблемой понимания.
Хотя, по Розанову, метод понимания носит универсальный характер, для меня важен, главным образом, его исторический аспект. Отрешенно-бытовое мышление, внутренняя жизнь, преобладающая над практикой, сводят историческую тематику мыслителя к теоретическим вопросам и обобщающим размышлениям. Речь здесь можно вести лишь об исторических наблюдениях, всегда отвлекающихся на пространные рассуждения, которые, тем не менее, представляют концептуальную целостность. Именно эта склонность “порассуждать” дает критикам повод для таких поверхностных характеристик розановского повествования как противоречивость, смятенность, юродство, “кликушество”.
При этом консерватизм мыслителя принимается за проявление эксцентричности. Однако консерватизм Розанова не случаен и вместе с тем это не политическое кредо и не консервативное миросозерцание - это лишь уважение к устоям бытия. Розанов аполитичен и асоциален. Он не имеет отношения к славянофильству и почвенничеству. В славянофильстве он находит пресные черты деланной национальности, неестественности и
сверхрусскости. Славянофилы принадлежат, по Розанову, к разряду вечно тоскующих отвлеченных русских людей, выдумавших себе прекрасную Россию и поклоняющихся этой воображаемой стране. Его отталкивает их мечтательность, оторванность от действительности даже в большей мере, чем преклонение части интеллигенции перед Западом. Равно удаленно от истинного розановского патриотизма и местечковое, поверхностное почвенничество.
П. Б. Струве совершенно точно проводит параллели между Розановым и представителями исторической школы права Ф.- К. Савиньи и Г.-Д. Пухтой1. Розанову присущи и традиционализм, и предпочтение естественных законов искусственному праву, и приоритет свободного прорастания таланта над рационализированным воспитанием Руссо. В общественной жизни Розанов не принимает активного участия. Все его попытки написать фельетон, заметку на злобу дня заканчиваются историософским экскурсом. Революцию он воспринимает, как неминуемое зло, как апокалиптический переворот, своей неизбежностью лишь доказывающий торжество жизни. Т. е. допускает саму катастрофу при полном неприятии революционного движения. Он подвергает критике и самодержавие в лице Николая II, когда убеждается в его пассивности, и православную церковь, искажающую смысл канонов.
Консервативным можно считать скорее стремление Розанова к утверждению континуума русского исторического повествования. Юродство, в таком случае, не особенность розановской психологии, а стилистический принцип, характерный для православной традиции и впервые выраженный в форме слова. Признавая правду социализма, мыслитель задается вопросом -не впадает ли он в грех, “не обращая внимания на вековой быт народа, тысячелетнюю историю его и, например, на нестеровских угодников, с прозрачными руками и прозрачными лицами” и не грозит ли социальная
1 Струве П. Б. Романтика против казенщины. // В. В. Розанов: pro et contra. СПб., 1994. T.l. С. 370.

Фихте и Гегеля, он обнаруживает в розановских категориях логическую и метафизическую платформу, только значительно менее строго и ясно выраженную36. Розанов не желал делать того, в недостатке чего его упрекали - доводить мысль до конца, достаточно строго ее ставить (чем определяется эта достаточность, Розанов как раз не мог сформулировать, поскольку его мысль находилась в какой-то прострации, в невесомости: его мысль, можно так сказать, была слишком глубока для этого), так как его размышления и их предмет относятся к потенциальному, не вещному началу. И его трактат, таким образом, является незавершенным, не сложившимся трактатом. Об этой полной отвлеченности и пишет Страхов, обращаясь в письме с полемикой к своему молодому другу: ”Вы пошли по старым путям, только не столь последовательно как другие, проложившие и разработавшие эти пути. Вы не повторяете именно потому, что не доводите Вашей мысли до конца, или недостаточно строго ее ставите”57. Страхов упрекает Розанова: “Вообще, Ваши статьи страдают, как и Ваша книга страдают неопределенностью
56 Страхов имеет последователей в этом направлении. В качестве гегельянского произведение также рассматривают ряд исследователей. В их числе современники автора Ф. Э.Шперк, Д. И. Чижевский и др. Чижевский включил Розанова в длинный список последователей Гегеля в России. (Чижевский Д. И. Гегель в России М., 1929.) А. Ф.
Шперк даже считал себя продолжателем Розанова, выстраивая диалектику в гегелевском духе. (Шперк Ф. Э. Рец. на кн.: Розанов, В.В. Красота в природе и ее смысл. М..1895). Из исследований последнего десятилетия такая точка зрения характерна для работ С. В. Пишуна. Пишуну представляется очевидным влияние на раннего Розанова объективного идеализма Гегеля: русский мыслитель, как и любой немецкий философ, развивает свою систему категорий всех наук, исходя из единого принципа. Понимание и есть такой научно-познавательный принцип, дающий относительную целостность методологии и классификации наук, соединяющий в себе онтологический и гносеологический аспекты. Розанов поставил задачу - создать из разрозненных специальных наук на основе общего принципа понимания общую, охватывающую всю целостность знания, единства и разнообразия мира науку и этот замысел опять же восходит к Гегелю, а также к Канту. “У Гегеля категории развертываются в учение о бытии, о сущности и далее у него выступает основная категория - Понятие, у Розанова же в начале следует наука (или идея) о чистом бытии, затем наука о сущности и идея свойств (атрибутов), что указывает на некоторое сходство системы понимания и абсолютного идеализма Г егеля. Первый отдел всеобщей будущей науки должен заниматься правильным пониманием бытия. Вторая - сфера изменения. Третья - понимание сущности, т. е. того, что позволяет сохранить свою независимость, оригинальность...” (Пишун С. В. Указ. соч. С.38)
57 Розанов В. В. Литературные изгнанники. М., 1999. С. 127.