Древнетюркские рунические надписи VIII-IX вв. как памятник историографии: генезис жанра и структура текста

• Автор: Рухлядев, Дмитрий Владимирович
• Шифр специальности: 07.00.09
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Санкт-Петербург
• Количество страниц: 270 с.

Глава 1. Понятие жанра в древнетюркской рунической литературе
Глава 2. Дискуссия о жанровой структуре древнетюркских рунических памятников и ее источниковедческое значение
2.1. Конец XIX - начало XX вв.
2.2. 1940-1950-е гг.
2.3. 1960-1970-е гг.
2.4. 1980-2000-е гг.
Глава 3. Историографический и литературный аспекты текстов древнетюркских рунических надписей
3.1. Героический эпос
3.2. Историческое сказание
3.3. Лирические и обрядовые жанры
Историческая реконструкция жанра енисейских рунических памятников
3.4. Риторические жанры
3.5. Формулы и “поэтическая организация” древнетюркских надписей
3.6. Влияние иноязычных письменных традиций на генезис жанра древнетюркских надписей
3.7. Варианты комплексного подхода
Глава 4. Древнетюркские рунические надписи как памятник историографии
4.1. Надписи как источник сведений по истории Центральной Азии У1-УШ вв.
4.2. Эпитафии как форма бытования историографии древних тюрков
4.3. Древнетюркские рунические памятники как образцы “документальной литературы”
4.4. Проблема авторства в древнетюркской историографии
Глава 5. Историческая реконструкция жанра орхонских рунических памятников
Заключение
Список использованных источников и литературы
Сиглы памятников
Список условных сокращений
Приложение I. Древнетюркские рунические памятники орхонской группы

Изучение древнетюркских рунических памятников представляет собой один из важнейших элементов исторического анализа обществ Центральной Азии. Такой анализ был предпринят в работах нескольких поколений филологов и историков, направлявших свои усилия преимущественно на извлечение из памятников фактической информации и её последующую идентификацию с данными других источников (китайских, иранских, византийских, армянских, грузинских, арабских, тибетских, тохарских). Основной целью этой чрезвычайно трудоемкой и сложной работы было восстановление общей канвы истории древних тюрков и их взаимоотношений с соседями, а также анализ некоторых социальных и политических терминов, встречающихся в рунических текстах. Подробное изложение истории этих исследований можно найти в монографии С.Г.Кляшторного [Кляшторный, 1964], в которой также содержатся результаты собственных исследований автора в данной области. Такая направленность изучения рунических памятников в тот период была единственна и закономерна: необходимо было создать надежную событийную основу истории Тюркских каганатов, без которой сейчас уже немыслимо развитие историографии, исторической географии, этнологии, социально-политической истории, антропологии и культурологии Центральной Азии. Как выяснилось в результате этих исследований, рунические памятники оказались уникальным по своей ценности, аутентичным источником огромного массива данных, позволившим реконструировать этапы ранней истории тюрков-кочевников, до того малоизвестные или вообще неизвестные ученьм. Особую ценность руническим памятникам как источнику придавал тот факт, что они были написаны самими тюрками и отражали их собственную точку зрения на свою историю.
Однако источниковедческий анализ текста - явление очень многоплановое, и он не исчерпывается только установлением хронологической или событийной канвы. Любой исторический текст, именно потому, что он текст, а не просто некая “стерильная” информация (т.е. содержание, лишенное специфической формы), обладает определенными законами собственного возникновения и функционирования, своими внутренними контекстуальными связями. Выяснение архитектоники этих связей и законов их функционирования помогает более адекватно воспринимать ту информацию, которая содержится в тексте. Иными словами, для максимально корректной и точной (насколько это возможно) интерпретации древнего текста необходимо не только знание грамматики того языка, на котором данный текст

написан, и не только сведений других источников, с которыми мы сравниваем имеющиеся в нём сведения, но и знание тех формальных приемов, с помощью которых этот текст строится. Современному историку чрезвычайно важно составить себе представление о том типе исторического сознания, которое было присуще автору исследуемого им текста и которое нашло свое отражение в его структуре. Источник обычно является вполне понятным для его автора и читателя-современника, но с течением времени, по мере исчезновения того широкого культурного контекста, в котором пребывали в определенный период времени и автор текста, и его читатели, он становится всё менее связным и всё более непонятньм для последующих поколений читателей. Этот феномен является причиной столь многих неудач так называемого “чисто лингвистического” анализа памятников, когда устанавливается значение всех составляющих текст лексем (слов), но совершенно теряется или фантастически преображается его общий смысл. Части текста еще не составляют памятника как целого, они лишь служат материалом к такому составлению. С другой стороны, безуспешными следует признать также попытки истолкования древних письменных памятников как неких неизменных идеальных форм, всецело обусловленных “архетипами” или “идеями” той или иной эпохи, и имеющих весьма отдаленную связь с реальностью. Внетекстовая реальность всегда в той или иной степени (и форме) присутствует в тексте. На наш взгляд, неправомерно отрывать историческое содержание памятника от формы, в которой оно изложено; но точно так же неправомерно приписывать этой форме независимый от содержания статус. Исследование письменного источника должно представлять собой комплексную реконструкцию его формы и содержания, воплощенную в единстве исторического сознания его автора.
Источниковедение обычно достаточно осторожно использует такое понятие, как жанр письменного источника; жанровый анализ считается уделом литературоведения (филологии). Между тем подобное разделение часто ведет к абсолютизации отдельных аспектов изучения памятника, о которых сказано выше. Источниковеды (историки) сосредотачиваются на “вылавливании” в тексте памятника определенных фактов (содержательный аспект), литературоведы (филологи) занимаются преимущественно описанием художественной структуры текста (формальный аспект). Комплексное же изучение источника неизбежно представляет собой опыт своего рода “историко-филологического” исследования - т.е. синтеза в изучении содержательной и формальной сторон памятника.

эпитафий, установленных согдийцами” [КЦалйогпуф 1лтаыс, 1972, с. 80]". Тезис о существовании в тюркской племенной среде “школы рапсодов” и определенном влиянии на рунические памятники согдоязычной литературы повторялся С.Г.Кляшторным и в более поздних его публикациях [Кляшторный, Лившиц, 1978, с. 54]. При этом, однако, он всегда подчеркивал, что в текстах надписей главенствующим являлся не фольклорно-эпический, а историографический аспект [Кляшторный, 2000, с. 171-174]. По-видимому, под “племенными сказителями” и “рапсодами” он понимал лиц, рассказывавших именно исторические предания, а не героический эпос. На основании анализа Бугутской надписи С.Г.Кляшторный утверждал также, что “композиция и стиль Бугутской надписи... во многом сходны с руническими памятниками Второго каганата: и там, и здесь биография погребенного излагается на широком фоне событий истории тюркских государств, а историко-биографические элементы сочетаются с дидактическими” [Кляшторный, Лившиц, 1978, с. 54] (см. также: [Майдар, 1981, с. 51])
В другой своей работе С.Г.Кляшторный, говоря о жанровых особенностях тюркских памятников, дал их более широкую характеристику и отметил, что главным в надписях является “апология усопших вождей”, соседствующая с “царским хрониконом и актуальной декларацией” и политически окрашенная дидактикой. Эти эпитафии, по его мнению, становились средством монументальной пропаганды. “Они отражали, формулировали и формировали видение и картину мира, отстаивали и навязывали жизненные и нравственные идеалы, устремления, цели” [Кляшторный, Султанов, 2000, с. 140]. Таким образом, по его мнению, основными слагаемыми жанровой структуры надписей следует считать объединение в их рамках функций историографии, панегирика и политической пропаганды. Это вполне официальные повествования, подчеркивал С.Г.Кляшторный, лишь местами эмоционально окрашенные с помощью приемов традиционной образности: речений, афоризмов, пословиц и т. п. [Кляшторный-Савинов, 1994, с. 80]
С.Г.Кляшторному принадлежит единственная в отечественной литературе попытка критически рассмотреть основные теории о фольклорном генезисе тюркских рунических памятников [Кляшторный, 1992, с.5-9]. По его мнению, эти произведения следует считать “авторскими”, а не фольклорными текстами. В доказательства этого тезиса он указывал на то, что в них отсутствует отрыв от
11 См также: П.Канната [Саппа1а, 1981, с. 51-54] и Ж.-П.Ру [Иоих, 1982, с. 454].