Город в искусстве кубофутуристов

• Автор: Вязова, Екатерина Сергеевна
• Шифр специальности: 17.00.16
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1999
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 172 с.

СОДЕРЖАНИЕ

ВВЕДЕНИЕ
ГЛАВА I.
Иконография города у кубофутуристов
ГЛАВА II
«Театрализация» города у кубофутуристов
«Фольклорный» театр А.Лентулова
«Парижский миф» в эстетике футуристов
Урбанистические образы в современном театре и
«театральность» восприятия города у футуристов
«Мифология света» в эстетике футуристов
Мотивы игры и буффонады в городских сюжетах футуристов
ГЛАВА III.
Архитектура и мотивы строительства в творчестве
кубофутуристов
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ

ВВЕДЕНИЕ
«Живой, живо сложившийся и естественно отвечающий духу нынешнего дня язык - язык урбанизма», - писал Б.Пастернак в романе «Доктор Живаго». В этих словах Пастернака, чья поэтическая карьера началась с «урбанистической поэзии» в футуристической группе «Центрифуга», соединены две темы.
Первая - отождествление города с современным ходом жизни, Универсумом бытия и культуры, столь характерное для XX века. Более чем когда-либо отношение человека к миру концентрировалось в его отношении к городу и городской культуре. Сохраняя традиционное значение - отражения системы «космологических представлений» - на новом витке истории город превратился в метафору современной технической цивилизации. Все оттенки смыслового спектра, присущие понятию «современного», - от полного неприятия до романтического увлечения вобрал в себя новый метрополис - емкий образ XX века. «Город - спасение человека и его демон, инструмент и бог из машины, который является не то наградой, не то приговором своему создателю», - писал Л.Мохоли-Надь1. Мироощущение урбанизма без сомнения стало мироощущением XX века.
Круг понятий, образов, размышлений, соотносимых с урбанизмом, выдвигал на первый план не традиционную тему большого города, но, прежде всего, -феномен городского сознания: взгляд на современность сквозь призму города. Городское сознание подразумевает, что город не только меняет психологию восприятия, но становится источником новых художественных форм, самого типа художественного видения. Оно увязывает городскую тему с оформлением новых эстетических представлений эпохи. “Город обострил художественную восприимчивость, повысил подвижность и отзывность психики”2, - это высказывание Я.Тугендхольда об импрессионистах можно с полным правом отнести ко многим художественным направлениям XX века, и, прежде всего - к футуризму, где впервые отношения «города» и «урбанистического мышления» были осмыслены как самостоятельный и захватывающий сюжет.
Вторая тема, скрытая во фразе Пастернака под «грифом» урбанизма, -влияние городского сознания и городской эстетики на язык искусства. Эта мысль была облечена В.Шершеневичем в знаменитую футуристическую формулу: «Самое важное не то, что пишешь о городе, но то, что пишешь по-городскому»3. Поиск
художественных форм, адекватных новому урбанистическому восприятию -устойчивый мотив в эстетике футуристов. В истории европейского искусства эта проблема впервые была обозначена в статьях Ш.Бодлера о французской журнальной графике середины XIX века и в живописи Э.Мане. В 1859 году была написана, а в 1863 - опубликована статья Бодлера «Живописец современной жизни»,
посвященная творчеству Константина Гиса4. По словам В.Н.Прокофьева, она «предвосхищала то, что утвердили в живописи Э.Мане и его будущие друзья, «батиньольцы» -импрессионисты» и «должна была прозвучать как напутствие Мане»5.
В текстах Бодлера «современность» преподносилась как особая ценность, уникальный опыт, достойный внимания и изучения. Возможность реального соприкосновения с этим опытом Бодлер видел в погружении в городскую жизнь. Размышляя над новым типом «художника города», Бодлер писал: «И вот так он ходит, спешит, ищет. Чего же он ищет? Человек, которого я описал, одаренный живым воображением, одиночка, без устали странствующий по великой человеческой пустыне, бесспорно преследует цель более высокую, чем праздный фланер, и более значительную, чем быстротечное удовлетворение минутного-влечения. Он ищет нечто такое, что мы позволим себе назвать эссенцией современности (...)»6
Вместе с тем, сюжетом эссе Бодлера и картин Мане была не только стихия большого города, но и особое состояние городской психики, новое городское видение, предопределившие изменение традиционных представлений о живописной форме. Эстетика, язык искусства впервые были восприняты как слепок городского сознания: «Бытие решительно «сдвинулось с места». Жизнь потекла. Ее реальная изменчивость обернулась живописной трансформируемостью картины»7.
Эта традиция, иногда замирая, «затушевываясь» иными веяниями, существовала уже на протяжении второй половины «европейского» XIX века. Рождение модернизма, связываемое в истории искусств с поэзией и критическими эссе Бодлера и живописью Мане, стало столь же устойчиво ассоциироваться с первыми симптомами урбанизма8. В начале XX века тема соотношения «города» и «урбанизма», намеченная в европейском и абсолютно чуждая русскому искусству прошлого века, получила «второе рождение», обогатившись новыми сюжетами и смыслами. Сейчас, оглядываясь на искусство XX века, невозможно не признать, что за художественной реальностью самых разнообразных течений неизменно стоит

выше, урбанизм воспринимался преимущественно как изменение ритма жизни и принципов ее постижения и относился, как и романтический город, в основном к категории восприятия. В начале 1910-х годов, на которые приходится расцвет футуризма, едва ли можно было говорить о кардинальном изменении русских городов и реальном наступлении эры урбанизма: здесь речь шла скорее о предчувствиях, подпитываемых европейскими веяниями. Эта особенность русского футуризма неоднократно отмечалась в текстах современных критиков: “Для футуристов итало-французских фабрики, небоскребы, вокзалы - главная суть. Они каждым нервом чувствуют, что настало новое, неслыханное, что, обмотав, как клубок, всю планету стальными нитями рельсов, одолев притяжение земли аэропланным пропеллером, победив пространство и время экспрессами ... мы ныне должны воспевать ... бензинный мотор, туннели, новое движение арсеналов и верфей ... мосты... фабрики, и все это, конечно, прекрасно, но нашим суздальским, виндаво-рыбинским, московским, где же им в Шуе, в Уфе соорудить хоть один небоскреб?»73
Как и романтики, русские футуристы жили в окружении старого города, и город в их концепциях представал именно как некая умозрительная категория, обязанная своим возникновением сложному переплетению влияний и эстетических построений более, чем действительной ситуации. Безусловно, семантические пласты, ассоциируемые с образом города, у футуристов далеко не всегда оказывались привязанными к новым взглядам на городскую, жизненную и художественную среду (как это все-таки было у романтиков), но могли опосредованно касаться нового видения "хаотической структуры" мира, теорий нового сознания и восприятия, теорий языка и пр. И все же, многие эстетические положения, впервые сформулированные футуристами, в опосредованном виде возрождались в архитектурной практике близкого будущего, в супрематической архитектурной концепции и конструктивизме: "выращенный в живописи элемент", по выражению Э.Лисицкого, становился "кожей новой жизни". Как бы воспроизводя механизмы изменения города в романтическую эпоху, те перемены восприятия, которые совершались в поэзии и живописи футуристов, в конечном счете повлияли на реальное видение города и архитектурные концепции.
Характерной чертой мироощущения романтиков была и та двойственность отношения к городу, которая станет узнаваемой приметой эстетики русских футуристов: отрицание города уживалось с восхищением, процесс отчуждения от