Метафизика любви в дневниковом и художественном дискурсе М.М. Пришвина

• Автор: Денисова, Олеся Николаевна
• Шифр специальности: 10.01.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2015
• Место защиты: Елец
• Количество страниц: 188 с.

Содержание
Введение
Глава 1. Природа и функциональное своеобразие Эроса в философско-литературном дискурсе конца XIX — начала XX вв

§ 1. Пол и Эрос в русской философии конца XIX - начала XX вв

§ 2. Метафизика любви в дневниковом дискурсе М.М. Пришвина

§ 3. Тема любви в прозе и поэзии Серебряного века

Глава 2. Тайна земного Эроса в романе «Кащеева цепь»

§ 1. История создания романа «Кащеева цепь» как основа

автобиографического мифа писателя

§ 2. Женские образы в символико-мифологическом пространстве

романа
§ 3. Диалог Эроса и природы в пространстве любовной инициации
§ 4. Мотивная структура романа «Кащеева цепь»
§ 5. Поэтика воплощения темы любви в автобиографическом
дискурсе писателя
Глава 3. Эволюция пришвинского Эроса в повести «Жень-шень»
и поэме «Фацелия»
§ 1. Путь к земной любви в повести «Жень-шень»
§ 2. Поэма «Фацелия»: от страдания к радости
Заключение
Список литературы

Введение
Творческое наследие писателя Михаила Михайловича Пришвина (1873 - 1954) поистине неисчерпаемо. Огромную ценность для читателя представляет не только его проза, но и дневниковые книги, которые писатель вел в течение всей своей жизни. В этой своеобразной «вольной жизни души» [155, 187] содержится неисчерпаемая кладовая из его философских раздумий, черновиков, наблюдений, воспоминаний, оценок и самооценок, сложных, иногда противоречивых размышлений о сущности любви. Сам писатель позиционировал себя как художника, главным делом которого является «медленное накопление любви в слове» [12, т. 8, 382].
Литературная репутация писателя неоднозначна, его творчество получило немало как позитивных, так и негативных оценок литературных критиков, прозаиков, поэтов и публицистов.
Известный литературный критик Р.В. Иванов-Разумник в статье «Великий Пан» одним из первых открыл в Пришвине «интимнейшего лирика», «поэта космического чувства», творящего «вне времени и пространства», обнаружив в нем пантеистическое мировосприятие. Именно поэтому, назвав Пришвина «тонко чувствующим, чутким, субъективнейшим художником», он подчеркнул, что писатель бессознательно ищет «ответы на вековечные вопросы духа» у природы [95, 48].
Однако не все столь позитивно оценивали его творчество. В частности,
З.Н. Гиппиус в статье «Литераторы и литература» (1912) [67] называет его «бесчеловечным», «рассудочным, недобрым» писателем, равнодушным к общественным проблемам. Однако она же отмечает «яркость и образность языка» писателя, «художественность его описаний» [67]. Через много лет, в ответ на это замечание в дневниковых записях, датированных 1940 годом, Пришвин не согласится со своей «бесчеловечностью» в творчестве, подчеркнув, что в его понимании личность существует «как часть природы»:

«Вот отчего и нет в моих сочинениях "человека"» [22, 28]. Действительно, Пришвина не раз обвиняли в том, что в его произведениях большое место уделено природе, птицам, зверям, и гораздо меньшее - человеку. Е. Колтоновская в рецензии на первый том собрания сочинений Пришвина говорит о «неприятном налете искусственности и вычурности» [104, 3], замечая, однако, талант писателя и своеобразие его «писательской физиономии».
В советское время появилось немало негативных оценок творчества М.М. Пришвина, на что писатель реагировал весьма иронично: «...меня ... принимают за чужого, культурного человека, и злы на меня и почтительны и тешатся тем, что вот и "графа" или "князя" буржуазной литературы они используют, не подозревая, что я-то и есть настоящая русская шпана» [19, 374]. В дневнике 1929 года писатель с горечью констатирует: «Положение с критикой невыносимое, чувствуешь себя заживо похороненным» [17, 418]. Так, А. Ефремин обвинял Пришвина в нежелании «служить задачам классовой борьбы и революции» [88, 220-221]. М. Григорьев заявлял о бегстве писателя в Берендеево царство и об ущербности героев его произведений, которые стремятся «выключить себя из потока классовой борьбы» [73, 60]. Из уст С. Мстиславского, А. Кипренского, А. Тарасенкова,
Н. Слепцова, А. Зонина звучали обвинения в том, что Пришвин не желал «выдерживать в области литературы политическую линию большевизма» [91, 213]. Осмысливая свой путь в советской литературе, Пришвин именовал себя «экстерриториальным писателем» и «советским юродивым», вследствие чего ему удалось сделать в советское время редкую карьеру независимого человека, что приносило ему «тайное уважение всех» [59, 68].
Позитивных оценок творчества Пришвина, однако, было всё-таки больше. Так М. Горький признавался, что многому «учился» по книгам Пришвина и называл его «законченным мастером» и «оригинальнейшим художником». И.С. Соколов-Микитов отмечал, что Пришвин всегда шел

пола: «С этого момента начинается зачатие личности, при ярком внезапном свете (любовь) жизнь человека вступает во второе полукружие, рожденная личность (второе рождение), стремясь не быть как все, направляется к центру (Эрос), но силой общественного мнения, центробежной, отвлекается в сторону, и так слагается движение домой, к своей самости» [15, И]. Такой путь, который совершает личность по кругу к самости (в пришвинском понимании этого концепта), означает для Пришвина мучительное развитие творческой натуры, не случайно круг - один из наиболее распространённых элементов мифопоэтической символики гетерогенного происхождения: «Вероятно, потребность в творчестве потому вызывает образ Девы, что исходит из источника жить, значит, продолжать себя и, если почему-нибудь нельзя продолжать себя кровью, творец продолжает себя духом (отсюда разделение на дух и материю)» [16, 200].
Любовь заключает в себе всю вселенную и приобщает каждого человека к вечности: «...так в любви все светит, и весь мир прелестью становится и все хорошо, но пройдет - и нет ничего, будто сошел паводок. В человеческом же чувстве любви есть настоящая вечность и долг» [12, т. 8, 342].
Возлюбленная для писателя представляется воплощением целостности и красоты мира: «Вы и моя совесть, и правда, истина и красота» [12, т. 8, 71]. Пришвин вообще утверждает, что красота управляет миром, в центре которого сияет неподвижный золотой цветок. Весь мир вращается вокруг цветка, следовательно, и он и его возлюбленная тоже где-то вращаются, а чтобы быть вместе необходимо «ничего не определять, а вот как эти мелкие искорки стать в ряды и вертеться со всем миром...» [12, т. 8, 21] Это корреспондирует с представлениями Вл. Соловьева о «неподвижном солнце любви»:
Смерть и Время царят на земле, -
Ты владыками их не зови;