Концепция историзма в филологическом наследии Ф.И.Буслаева

• Автор: Злобина, Надежда Федоровна
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Докторская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 499 с.

Введение
Содержание

ГЛАВА I.

Теория и методология филологического наследия

Ф.И. Буслаева

1.1. Проблема историзма в дискуссиях отечественной филологической науки

1.2. Основы методологии филологического учения Ф.И. Буслаева

1.3. Понятийный аппарат исторической концепции Ф.И. Буслаева

1.4. Комплексный подход к историко-литературному и историко-культурному материалу как методологическая база историзма в наследии Ф.И. Буслаева

1.5. Концептуальные положения сравнительно-исторического метода Ф.И. Буслаева

ГЛАВА II
Проблемы художественного стиля и исторической поэтики
2Л. Проблема переходности как вопрос становления и синтеза 204 - 236 стилей.
2.2. Исторический комплекс как основа формирования
эпического стиля.
2.3. Проблемы исторической поэтики в филологическом
наследии Ф.И. Буслаева.
2.4. История стилей всеобщей литературы
2.5. История теории всеобщей литературы
Заключение
ПРИЛОЖЕНИЕ Эпистолярное наследие Ф.И. Буслаева в
московских и петербургских архивах.
БИБЛИОГРАФИЯ трудов Ф.И. Буслаева
ЛИТЕРАТУРА
Введение
Небывалый по интенсивности и глобальный по широте и объемности интерес к истокам отечественной науки XIX в. на рубеже ХХ-ХХ1 столетий делает все более очевидной необходимость подлинного обновления в гуманитарном знании вообще, и в филологии в частности, через глубокое и всестороннее осмысление отечественного научного наследия. К трудам Ф.И. Буслаева современное филологическое сообщество также обнаруживает все возрастающий интерес. Причин тому множество. Ученый энциклопедических знаний и воззрений, он оказал мощное влияние на развитие и филологии, и искусствознания в России и за рубежом. Многое, сделанное им почти сто пятьдесят лет назад, демонстрирует и жизненность, и методологическую актуальность, и историко-культурную, и историко-литературную продуктивность. Личность Ф.И. Буслаева, человека многогранных культурных интересов, «неистового ученого» позволила ему задать тон всей последующей филологической науке, поэтому и говорить о нем сегодня следует как об ученом не только и не столько прошлого, сколько настоящего и будущего.
Актуальность исследования. Современную филологическую науку М.Л. Гаспаров называет «нарциссической филологией» [Гаспаров 2001, с. 111]. В.П. Аникин отмечает догматизм, бесплодность и малопродуктивность заимствования понятий и метода «из лингвистики в ее структуралистском варианте» [Аникин 1984, с. 115]. Ю.И. Минералов считает введение «нефилологических методик в область литературоведения» своеобразной «агрессией» [Минералов 1999, с. 238-239]. Т.А. Касаткина обращает внимание на односторонность структуралистского подхода заключающуюся в том, что делается «акцент на значении слова, актуализированном волей говорящего» [Касаткина 2004, с. 44], в то время как онтологичность, бытийность, реальность слова упускается. В искусствоведении также утвердилось мнение, что историко-генетический, сравнительно-исторический, формально-стилистический
методы являясь универсальными, не могут быть «не подменены и не заменены новейшими методами, такими как иконография, иконология, структурализм и другие» [Ванслов 1994, с. 99]. Ведущие специалисты указывают тем самым, что многие исследователи XX столетия, обратившись к научному аппарату смежных наук, интенсивно используют терминологическую базу западноевропейского или американского происхождения, мало знают или вовсе пренебрегают научными филологическими и культурологическими открытиями отечественной науки. В то время как продуктивность и основательность русской филологической науки безоговорочно признавалась и признается тем же западом [Налепин 2009, с. 102-134], а несостоятельность использования методологии естественных наук в гуманитарной области знаний философски обосновывалась еще в начале XX в. [Карсавин 1993, с. 81]. «Болезненность», может быть, даже «кризисность» состояния современного научного филологического знания требуют вглядеться в отечественное историко-культурное, теоретико-методологическое наследие, чтобы, с одной стороны,, определиться с подлинными причинами «болезненных состояний», а с другой, - опереться на то, что жизнестроительно.
Л.И. Емельянов подчеркивал, что «вопросы методологии, а также средства их разрешения находятся сегодня, - как, пожалуй, никогда, - в весьма тесной зависимости от вопросов историографии» [Емельянов 1979, с. 123]. При серьезном оживлении интереса к начальному периоду филологической науки «возрождения критической разработки и продолжения научных традиций дореволюционной поры не произошло» [Аникин 1995, с. 7]. Оно было подменено структуралистскими работами. В то время как именно труды Ф.И. Буслаева «определили собой в основном направление последующей литературоведческой работы» и отличались постановкой «вопросов широкого обобщающего и общетеоретического характера» [Гудзий 1958, с. 49]. П.Н. Сакулин писал: «Буслаев - целая методологическая школа. Дух его научного творчества нисколько не устарел» [Сакулин 1919, 23]. Значимость

да науки в практику современного политического движения. Ф.И. Буслаев же считал наукой только исследования «без отношения к практике».
В своих исследованиях Ф.И. Буслаев использовал западноевропейский материал, использовал лучшие веяния западной науки, обращал внимание на западноевропейское влияние, «его любимым заключительным словом на лекциях было обычно сопоставление характерного тождества мыслей и взглядов в литературных произведениях Запада от XII и XIV веков с русскими памятниками XVII века» [Кондаков 2002, с. 72]. На этом основании Н.П. Кондаков делал вывод, «что Ф.И. Буслаев был настоящим западником, но не мог примкнуть к тому общему направлению русских западников 40-х и 50-х годов прошлого века» [Кондаков 2002, с. 72].
Хотя «чтители Востока» обвиняли Ф.И. Буслаева в «крайнем западничестве», ему была близка «славянофильская самостоятельность», и он с горькой иронией говорил, что А.Н. Пыпин «восстановил его доброе имя», возводя его в «звание славянофила»9. Так относился Ф.И. Буслаев к ситуации, когда и славянофилы, и западники дискутировали с ним.
Научные взгляды Ф.И. Буслаева характеризовались современниками ещё и как романтические. Барон Брамбеус в отзыве на книгу «О преподавании отечественного языка» (1844) говорил о «разнузданном и вредном романтизме» автора [БЭ 1901, с. 126]. Позже, В.Ф. Миллер называл Ф.И. Буслаева «романтиком в лучшем смысле этого названия, никогда не принадлежащим к тем, которые стремились воскресить в XIX в. средневековые общественные идеалы» [Миллер В., с. 22].
9 В связи с этим важно отметить святоотеческие тенденции позднего славянофильства наряду со знанием западноевропейской философии. Можно предположить, что Ф.И. Буслаеву было неприятно отсутствие чистоты святоотеческого взгляда славянофилов. Уже Киреевский внимательно изучал Шеллинга, Гегеля и позже - творения Святых Отцов, и «в ясных и вдохновляющих указаниях святоотеческой литературы» он нашел «переработку обычного философского понятия о разуме» [Зеньковский 1991. Т. I, 4. 2, с. 14]. Киреевский «продолжает традиционное христианское учение о человеке, - с основным для этого учения различием «духовного» и душевного», «внутреннего и внешнего» [Зеньковский 1991. Т. 1, Ч. 2, с. 14]. Онтологически внутреннее и внешнее не отделено друг от друга, но закрыто «в силу власти греха, - и потому познавательная жизнь в человеке имеет различный характер, в зависимости от того, властвует ли грех в человеке или н е т. В совершенном соответствии со святоотеческой терминологией, Киреевский видит путь к обретению утраченной цельности, т. е. путь господству в нас «внутреннего средоточия», - в «с о б и р