Проблемы лингвистической интерпретации текстов Септуагинты и Нового Завета

• Автор: Вдовиченко, Андрей Викторович
• Шифр специальности: 10.02.19
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 255 с.

ГЛАВА 1. СОЦИО-КУЛЬТУРНО-РЕЛИГИОЗНЫЙ ФОН

1.1. Грекоговорящая иудейская диаспора как необходимое условие христианской проповеди

1.2. Грекоязычные сочинения иудеев и христианская литературная традиция

1.3. Иудейское и эллинское в “Иудейских Древностях” Иосифа Флавия:

8irai-, то есть рта?

1.4. К вопросу о методологии истолкования текста: Евангелие от Матфея, 27Л9;24:81кшо? — reus, 8l каю?—ртх(’рэ)?

ГЛАВА 2. ТЕКСТЫ И СПОСОБЫ ИХ ОПИСАНИЯ

2.1. Древнееврейский нарративный синтаксис в языке Септуагинты и Нового Завета

2.2. Традиционный литературный эпический язык Евангелий: новая модель описания

ГЛАВА 3. ДИСКУРС—ТЕКСТ—СЛОВО

3.1. Хаос в лингвистическом материале как проблема метода

3.2. Септуагинта в дискурсивной парадигме описания лингвистического материала
3.3. Интертекстуальность и дискурсивно-лингвистический подход
3.4. Лексема и дискурс
3.5. Этимология в свете дискурсивной парадигмы описания лингвистического материала
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
БИБЛИОГРАФИЯ

Актуальность исследования иллюстрируется вполне оправданными сомнениями — возможны ли тексты Новозаветного корпуса в том статусе, который предлагает видеть в них лингвистическая интерпретация, традиционная для науки 20-го века? Как известно, продукцией принятого и господствовавшего интерпретационного механизма стала констатация простоты, полуграмотное и билингвальности (интерференционности) грекоязычных иудейских и иудео-христианских сочинений, к числу которых прежде всего относятся тексты Септуагинты и Нового Завета. При этом авторитет «точного» лингвистического знания вступает в откровенное противоречие с авторитетом бесспорных фактов социо-культурно-религиозной истории. Так, следует признать очевидно взаимоисключающими два обстоятельства: многовековую религиозную и литературную традицию, которую создала и в которой эволюционировала грекоговорящая иудейская община диаспоры, — и возникновение в ее русле «неправильных, полуграмотных» текстов, созданных субъектами самой традиции для субъектов той же традиции. В том же смысле можно недоумевать по поводу другого противоречия: Септуагинта в иудейской общине Александрии ко времени Филона уже как минимум два века почиталась в качестве священной богодухновенной Книги Книг, однако, согласно ныне существующей лингвистической интерпретации, этот текст представляет собой «рабски пословный перевод, изобилующий семитизмами» и прочими языковыми погрешностями. Диссонанс лингвистической и историко-культурно-религиозной интерпретаций заставляет усомниться в самом способе лингвистического описания,

который провоцирует концепты, непригодные для создания непротиворечивой лингво-культурной картины.
Соответственно, целью диссертации является попытка наметить пути к более "адекватному лингвистическому статусу Септуагинты и Новозаветного корпуса. Для этого в исследовании ставились и решались следующие задачи;
Осветить существенные черты социо-культурно-религиозной интерпретации (культурный фон);
Обозначить противоречивость результатов социо-культурно-религиозной и лингвистической интерпретаций;
Наметить некоторые теоретически значимые аспекты процедуры лингвистической дескрипции, необходимые для получения более адекватных результатов описания (понятие лексемы, значения, осознанной коммуникативной ситуации, или дискурса, момента коммуникативной ситуации, дектической синтагмы и др.).
Материалом исследования послужили, с одной стороны, корпус текстов Септуагинты и Нового Завета, с другой, — существующие практики их описания, представленные в специальных исследованиях, а также некоторые базовые лингвистические понятия, составившие основу этих практик.
В качестве методологических оснований в работе используется сопоставительный и описательный методы. Направление предлагаемого изменения способов описания текстового материала, как нам представляется, умещается в русле общего изменения гуманитарной парадигмы знания — от «объектной» к «субъектной». В области лингвистической теории этот вектор реализуется как переход от «словоизолирующей» и «елово-ориентированной» модели к коммуникативной, или дискурсивной. Если первая состоит в определении по возможности точных «значений» предметного элемента речи — сем, морфем, лексем,

которых (особенно у ранних) прилагательное бгкшод имеет ясно различимый религиозный «обертон»28, мог находить в последнем смысловую опору для иудейского значения — или даже полагать, что древность излагаемых библейских событий предполагает проявление «древнего» (не обыденного современного) значения этого слова. Однако, языческая «праведность» ни в коем случае не соответствовала иудейской в самом существенном, поскольку не имела никакого отношения к соблюдению единственно совершенного иудейского Закона, данного Богом, — она могла создавать лишь «обер-тон». В этих условиях, продиктованных литературной ситуацией и внутренними приоритетами самого автора, в качестве единственного средства передачи иудейского содержания в интересующем нас слове у Иосифа выступает контекст, 77 реализующий нужный смысл в пределах словосочетания, фразы,
29 /ч
законченного смыслового отрывка и всего сочинения в целом . Отметим некоторые наиболее значимые подробности исполнения этой авторской задачи.
Ключевым понятием излагаемой традиции является Бог, имя Которого, несмотря на имеющийся в Септуагинте перевод, Иосиф
H.Attridge (The Interpretations of Biblical History in “Antiquitates Jitdaeorum ” of Josephus Flavius, Missoula, 1976, p. 62 ) использует слово “обертон”, говоря об употреблении в “Иудейских древностях” слова ttoXit Функционирование слова в языке предполагает существование общепринятого, не проясняемого дополнительной конкретизацией концепта лексической единицы. этом смысле носители языка понимают друг друга благодаря “быстроте перелета по словам”. Однако различные значения слова (или аспекты одного значения) всегда реализуются в контексте, тем более в рассматриваемом случае, когда бькш- в J иудейском смысле могло быть обозначено Иосифом позиционно только в ограниченном числе употреблений (ввиду по преимуществу совпадающей “иудейской” и “эллинской” комбинаторики— определение, прилагаемое к лицу, характеристика поведения некоего лица и т.д.), и даже поставленное в нерегулярную для литературного греческого позицию (например, оцш ôlkcuov или ô Slkguoç), 7 влекло бы за собой предосудительное нарушение аттической комбинаторной нормы.