Ономастическая игра в художественном тексте : На материале ранних рассказов А.П. Чехова

• Автор: Шебалов, Роман Юрьевич
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 219 с.

Глава I. Ономастическая игра как вид языковой игры
1.1. Игра как вид деятельности
1.2. Лингвистическая трактовка природы языковой игры
1.3. Ономастическая игра лингвокультурный и эстетический феномен
Выводы
Глава II. Моделирование семантики антропонима в художественном тексте и ономастическая игра
2.1. Социальная и этнокультурная модели функционирования антропонима как элемента ономастического фона
2.1.1. Социальная модель употребления собственных имен в ранних рассказах А.П.Чехова
2.1.2. Этнокультурная модель употребления собственных имен в ранних рассказах А.П.Чехова
2.2. Моделирование ассоциативной семантики игровых

2.2.1. Игровые ИС, образующие зону ближней периферии ономастического поля художественного текста
2.2.2. Игровые ИС, формирующие ядерную зону ономастического поля художественного текста
Выводы

Глава III. Сюжетообразующая функция ономастической игры 157 в художественном тексте (семиотический и лингвокультурологический аспекты)
3.1. Игровое ономастическое поле в рассказе А.П.Чехова 163 «Сельские эскулапы» (социальная модель ономастической игры в межличностном общении)
3.2. Игровое ономастическое поле в рассказе А.П.Чехова 169 «Винт» (социальная модель ономастической игры в представлении образа чиновника)
3.3. Ономастическое поле в рассказе А.П.Чехова «Русский 176 уголь» (этнокультурная модель ономастической игры и проблема диалога культур)
3.4. Игровое ономастическое поле в рассказе А.П.Чехова «Страшная ночь» (ассоциативные игровые сюжетообразующие 134 проекции ИС и «экспериментальная» составляющая моделирования ономастической семантики)
Выводы
Заключение
Библиография

Данная работа посвящена ономастической игре в художественном тексте и вписывается в русло антропоцентрической парадигмы, наиболее «востребованной» в современных лингвистических исследованиях. Это связано с особым вниманием к проявлению в языке личностного начала, анализу языковых кате-
• горий с учетом стоящей за ними ментальности, образа мира, отраженного в
сознании говорящих, в целом - «рассмотрению диады “язык и человек”» [Куб-рякова 1994: 14].
В рамках данной парадигмы развиваются когнитивный и коммуникативнопрагматический подходы к анализу языковой личности (Баранов 2000; Григорьев 1983; Добровольский 2000; Караулов 1988, 1990, 1993, 2000; Леденева 2000; Лютикова 2002; Носовец 2002; Серебренников 1978 и др.) и ее текстоводискурсивной репрезентации (Арнольд 2002; Бабенко 1994, 2000, 2003, 2004; Болотнова 2001; Якобсон 1975, 1983 и др.), языковой картины мира (Арутю-нова 1987, 1999; Булыгина 1997; Вендина 1998; Гак 1972, 1998; Колшанский 1980, 1990; Кубрякова 1994, 1995, 2004; Шмелев 1997 и др.) и языковой системы (Алефиренко 1999; Кобозева 2000; Маковский 1988; Михайлова 1999; Никитин 1988; Попова 1989; Стернин 1979, 1985, 1988; Степанов 2002; Уфим-цева 1974 и др.).
Все расширяющаяся интеграция лингвистики с разнообразными научными дисциплинами (психологией, культурологией, социологией и др.) породила трактовку языка как психоментальной сущности, фиксирующей приоритетные для говорящих аспекты категоризации мира (Гудков 1999; Залевская 1992,
* 1999; Красных 1998, 2002; Маслова 2001; Сорокин 1993, 1997; Степанов1997;
Фрумкина 2001; Шмелев 2003 и др.). Так, имя собственное (в частности, антропоним) выступает как знак, «отягощенный» этносоциокультурной маркированностью и, соответственно, несущий информацию о потенциальном носителе имени, что оказывается стимулом для использования ассоциативной (коннота-

дольская 1988: 91], то есть характеристика ИС только как ярлыка, метки объекта действительности, представляются принципиально неверными, т.к. границы между ИС и номенклатурным обозначением при таком определении становятся нечеткими (стираются).
Историческим «прецедентом», повлиявшим на формирование данной точки зрения, очевидно, оказалось известное высказывание К.Маркса, ставшее на
• долгие годы методологической базой для различных ономастических изысканий: «Название какой-либо вещи не имеет ничего общего с ее природой. Я решительно ничего не знаю о данном человеке, если знаю только то, что его зовут Яковом» [Маркс 1955: 107].
Второй подход к определению семантики ИС сводится к отождествлению ее с денотатом. Для разных разрядов ИС денотативный компонент представляется выделенным в зависимости от известности обозначаемого объекта. Ср.: гидроним Байкал вызывает в сознании говорящих представление о самом большом в мире озере, глубоком, с чистой водой и т.п. Для антропонимов дено-^ татом является знание о человеке-носителе ИС (ср. прецедентные ИС: Наполеон, Петр I и. т.п.).
М.Э.Рут считает ведущим денотативный слой семантики онома. «Денотат антропонима, - пишет исследователь, - максимально нагружен - имя имеет смысл, если оно соотнесено с реальным человеком» [Рут 2001: 61].
А.В.Суперанская также считает, что «значение (семантика) имени — фактор его
известности, фактор экстралингвистический» и «для понимания семантики имени собственного необходимо знакомство с типовыми ситуациями, в которых употребляется имя, чтобы знать его “семантическую позицию”» [Суперан-
* ская 1973:322].
С другой стороны, в рамках данного подхода принято рассматривать речевые реализации ИС как способы наполнения его потенциальной семантики актуальным референтным смыслом, когда для носителей языка данное ИС становится маркером конкретно представленного объекта. Такое «бытование» ИС