Названия пищи в воронежских говорах : Этнолингвистический аспект

• Автор: Карасёва, Татьяна Владимировна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2004
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 250 с. + Прил. (242с.)

Глава I. Теоретические предпосылки изучения названий пищи в

воронежских говорах

§ 1. Этнолингвистический подход

§ 2. Тематический подход

§ 3. Тематическая классификация

Глава II. Этнолингвистическое описание названий пищи в воронежских

говорах

§ 1. Введение

§ 2. Общие и обобщённые названия пищи

§ 3. Общие и обобщённые названия кушаний

§ 4. Названия первых блюд

§ 5. Названия вторых блюд
§ 6. Названия напитков
§ 7. Названия хлебобулочных изделий
§ 8. Названия сладостей
§ 9. Названия объедков
§ 10. Названия ритуальных кушаний
§ 11. Выводы
Заключение
Список использованной литературы

Актуальность исследования. В лингвистической науке к концу прошлого столетия значительно возросло внимание учёных к исследованию языка русских народных говоров. Существовавшее на протяжении XIX-XX веков, всестороннее и разноаспектное изучение региональной лексики по-прежнему является одной из первоочередных задач современной диалектологии.
Кроме того, в настоящее время отмечается насущная потребность в получении разнообразной информации, касающейся связи языка и культуры в каждом из российских регионов. Важность культурологического (этнолингвистического) подхода, выдвигающего на первый план взаимосвязанность в языке лингвистических и внелингвистических факторов, на протяжении XIX-XX столетий постулировалась в трудах Ф.И. Буслаева, Д.К. Зеленина, A.A. Потебни, Н.И. Толстого, О.Н. Трубачёва и др. В наши дни одним из самых молодых, но уже достаточно авторитетных и перспективных направлений в языкознании считается антропологическая лингвистика, которая обращается не только непосредственно к фактам языка, но также и к истории, культуре, мировоззрению народа — его создателя и носителя. Исследуя взаимоотношения между языком и культурой, она успешно применяет достижения смежных наук и, таким образом, поднимается на принципиально новый уровень лингвистического знания.
Комплексное изучение местной лексики и различных явлений материальной и духовной культуры её носителей представляется важным и информативным. Во-первых, при этом научная проработка лексического материала не только обладает самостоятельной лингвистической ценностью, но и во многом способствует решению ряда экстралингвистических проблем, прежде всего исторического и этнографического характера. Во-вторых, в самой диалектологической науке давно установилось мнение о том, что, занимаясь серьёзным, глубоким изучением словаря говоров, неважно, в
каком направлении, нельзя обойтись без привлечения информации этнографического характера, тем более, если речь идёт о лексике, исследование семантического наполнения которой требует постоянного обращения к фактам внеязыковой действительности, к этнографическим сведениям.
Самое пристальное внимание диалектологов в последнее время направлено на ту часть словаря говоров, которая номинирует определённые формы народной культуры местного населения; при этом особый интерес представляют пока недостаточно изученные в лингвистическом отношении предметы материальной культуры - артефакты: пища, одежда, постройки, орудия труда и т.п. - поскольку именно они являются основными источниками информации о повседневной жизни и деятельности человека.
Одним из самых важных и самых древних компонентов материальной культуры любого этноса является пища. Её специфику определяют социально-экономические условия, память и преемственность поколений, многочисленные межэтнические контакты. Изменяясь во времени под влиянием различных общественно-исторических и природных преобразований, пища в то же время отличается известной устойчивостью, традиционностью, способностью приспосабливаться к изменяющимся реалиям действительности. Как один из важнейших этнических модулей, пища издревле выполняет различные социальные и обрядовые функции. В комплексе основных блюд преломляются старинный быт, исконное мировоззрение (мифологические представления, языческие и христианские верования), архаическая символика.
Всё это с давних пор привлекало внимание многих исследователей. Как неотъемлемая часть материальной культуры местного населения, наиболее полное описание пища получила в работах историков и этнографов (С.А. Арутюнов, Т.А. Воронина, М. Забылин, Д.К. Зеленин, Н.И. Костомаров, Л.С. Лаврентьева, В.А. Липинская, Г.С. Маслова, Л. Нидерле,
В.В. Похлёбкин, П.В. Романов, В.К. Соколова, Л.Н. Чижикова,

Уем.; Фсякие блюда делали', и блины, и супы, и каши, и мучные изделия, вирмишеливые, и кашу гречнивую. ВСКР. Борис.; Три ества — три яды: щи, каша, лапша. МЧТ. Бобр. В целом, как сообщают жители области, «питанье харошае была» (БРВ. Н.-Усм.); «фея разная пищя была, и люди были здаровые, патаму шта феё была палезнае» (СН.ЛПГ. Нж.-Дев.).
Рассмотрим бытующие в Воронежской области названия пищи с этнолингвистической точки зрения. При этом, в силу ограниченности объёма данного диссертационного исследования, остановим своё внимание лишь на общих названиях пищи, наименованиях кушаний и остатков пищи, исключая названия продуктов питания.
£ 2. Общие и обобщённые названия пищи.
Вслед за В.И. Невойт мы выделяем общие названия пищи — слова, которые выражают понятие ‘пища’ в наиболее общем виде, безотносительно к её разновидностям, и обобщённые названия пищи — лексемы, занимающие промежуточное положение между общими и конкретными номинациями пищи [Невойт 1986, с.6].
Общие названия пищи в воронежских говорах представлены следующими номинациями. Бра’шна: Ф тот вечир разговор з брашны начилси. ПТН. Хохол. В русских летописях лексема брашно отмечается в различных значениях: ‘яства, снедь’ (X в.), ‘съестные припасы’ (X в.) ‘мучное кушанье’ (XI в.), ‘пища’ (XIII в.) [СРЯ Х1-ХУП вв., 1, с.328]. В отличие от некоторых учёных, относящих номен брашно к старославянизмам [Львов 1975, с.163; РПмчук 1981, с.ЗЗ], большинство исследователей считают его русским словом, заимствованным из старославянского (церковнославянского) языка [Болонина 1978, с.64-65; Козырев 1970, с.144; Фасмер, 2, с.209; Преображенский, 1, с.43]. Как указывает Ф.П. Филин, «брашно проникло в русскую речь ещё в дописьменную эпоху, в результате его не следует относить к разряду церковнославянизмов, а нужно рассматривать как обычное русское слово, заимствованное в отдалённую