Языковая личность в условиях формирования норм русского литературного языка : первая половина XVIII века : на материале писем и распоряжений А.Н. Демидова

• Автор: Иванова, Евгения Николаевна
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2008
• Место защиты: Екатеринбург
• Количество страниц: 270 с.

Глава 1. Графика и орфография писем А. Демидова

как отражение языковой личности XVIII в.

Глава 2. Морфология и синтаксис писем А. Демидова

Как отражение языковой личности XVIII века

Глава 3. Лексикон и особенности словоупотребления

в письмах А. Демидова как отражение языковой личности

XVIII века
Заключение

Список использованной литературы

Список использованных словарей (с указанием сокращений)

Приложение I. Краткий очерк жизни и деятельности А. Демидова с

Приложение II. Краткий очерк жизни и деятельности П. Демидова с
Приложение III. Принципы передачи скорописного текста XVIII в. при издании
Приложение IV. Частотный словник по письмам А. Демидова
Приложение V. Антропонимы в письмах А. Демидова

Еще лингвистика XIX в. искала в языке отражение индивидуальности, связи с человеком, исследовала взаимоотношения человека и языка. Со временем эти поиски привели к выделению категории «языковая личность». Уже в концепции выдающегося филолога XIX в. В. фон Гумбольдта раскрывается связь человеческого мышления и языка, человек введен в круг объектов, изучаемых лингвистикой. Внутренняя форма языка Гумбольдта явилась первой в истории языкознания попыткой найти языковой показатель человека, и в основе его представления о типологическом сходстве языков лежит идеалистически понятая психическая природа человеческого языка [Гумбольдт, 2001: 46-47, 74-76, 83-84].
В начале XX в. в фокусе внимания лингвистов оказался реально функционирующий живой язык, что привело к исследованию творческого характера и эстетической функции языка, а также психологических основ владения языком. Это знаменовало поворот языкознания к говорящей личности, хотя уже и в XIX в. некоторые филологи обращали внимание на говорящего и пытались, изучать язык и человека в нем. Речь идет об изысканиях А'. А. Потебни в области речевого акта: выявление позиций говорящего и слушающего, психологических основ и условий общения [Потебня, 1967: 300-313]. В первые десятилетия XX в. возникло не просто понимание того, что язык насквозь психологичен, но можно говорить, хотя и с долей условности, о смене научной парадигмы языкознания: «историческое в языке... отступило на второй план перед... психологизмом» [Караулов, 1987: 13].
В отечественном языкознании своего рода отправной точкой в формировании понятия «языковая личность» является работа В. В. Виноградова «О художественной прозе» (1930), в которой, использован термин языковая личность [Виноградов, 1980: 91]. Первое обоснование термин получил в лингводидактике и методике преподавания русского языка — прикладных дисциплинах. Однако в лингводидактических построениях исходными были данные о языке, препарированные в соответствии с представлениями о психологических особенностях личности, связанных с навыками говорения и слушания. Лингводидактика и методика преподавания языка всегда опирались на господствующий в данный период «образ языка» в лингвистике и соответственно строили модели обучения. Среди лингводидактов были крупные ученые, деятельность которых необходимо рассматривать и как деятельность лингвистов, что естественно: ученый, знающий определенную область научного знания, органичнее ощущает те механизмы, ко-

торые необходимо внедрять при обучении других этому знанию. В их числе можно прежде всего назвать Ф. И. Буслаева, впервые выдвинувшего понятие личности ученика в качестве объекта воздействия учителя в процессе преподавания родного языка [Буслаев, 2005], а также А. М. Пешковского и К. Д. Ушинского [см.: Пешковский, 1959; Ушинский, 2004], в трудах которых органично переплетаются представления о языке и личности как его носителе.
В истории языкознания категория «языковая личность» формировалась постепенно. Человек в языке мыслился отдельными, разрозненными представлениями о навыках говорения и слушания, основанных на психологии мышления; человек и его цели постулировались в качестве объекта лингвистического исследования (XIX - первая половина XX вв.). Во второй половине и, особенно в последние его десятилетия, языковая личность признана полноправным объектом лингвистики и сформированы модели языковой личности и разнообразные подходы к ее изучению; Феномен языковой личности широко изучается на совре-менном. этапе существования лингвистики, что связано с утвердившимся в языкознании принципом антропоцентризма.
Появление центров по вопросам изучения языковой личности и публикация современных научных сборников, в заглавие которых вынесено понятие «языковая личность», свидетельствует об укреплении позиций этого направления в лингвистике. Так, действующая в Волгограде научно-исследовательская лаборатория «Язык и личность» выпустила несколько сборников данной проблематики [Языковая личность: проблемы значения и смысла: 1994; Языковая личность: аспекты лингвистики и лингводидактики: 1999; Языковая личность: проблемы лингвокультурологии и функциональной семантики, 1999]. Усиление научного интереса к языковой личности отразилось в отчете Ю. Н. Караулова о деятельности научной школы «Языковая личность» [Караулов, 2004: 14-23].
Современные исследователи языковой личности опираются на концепцию Ю. Н. Караулова, который под языковой личностью понимает личность, выраженную в языке (текстах) и через язык, личность, реконструированную в основных своих чертах на базе языковых средств. Языковая личность не является таким же частно-аспектным коррелятом личности вообще, как, например, правовая (личность в области права) или экономическая (личность в экономике). Языковая личность - это углубление, развитие, насыщение дополнительным содержанием понятия личности вообще [Караулов, 1987: 38].
Категория «языковая личность» соотносится с такими понятиями и категориями, как личность, индивид, индивидуальность, национальный характер, ху-

ветствуют выявленные в текстах А. Демидова (и современные) первое, второе и третье. А выделяемое М. В. Ломоносовым третье склонение — древний тип основ на согласный (самый разнородный) и сейчас не до конца распределяется между тремя основными типами: в современной грамматике русского языка слова на -мя подаются как существительные, имеющие особое склонение, наряду со словом путь, которое исторически относилось к древним основам на *-Г. Морфология имени существительного у А, Демидова соответствует той, которую зафиксировал в своей грамматике М. В. Ломоносов.
Широко представлены в документах А. Демидова собирательные существительные: батожье, брусье, гвоздье (род. ед.ч. гвоздья), зубье, кирпичье, коробье, кулье, лубье, перье (ср. перо — колесная спица), стулье (ср. стул - деталь), уголье. Они склоняются по продуктивному типу (2 склонение мягкой разновидности ср.
р.).
Распространены в текстах А. Демидова отглагольные существительные: зажигать > зажижка; грузить > грузка; списывать > стайка; смотреть > смотрение и под. Изменяются они по продуктивным типам склонения: ж. р. по 1 типу твердой разновидности, ср. р. по 2 типу мягкой разновидности.
Имя прилагательное.
Краткие (нечленные) формы в письмах А. Демидова еще не до конца утратили возможность склоняться и представлены в текстах некоторыми падежными формами:
им. п. ед. ч.: {петля у пилы) зелена, тепла;
им. п. мн. ч.: {полосы железа) широки, ломки, толсты, не гладки, не дыро-ваты, не косы, не рубцоваты; {волосы) прикудреваты, черны; {дубровы) редковаты;
род. п. ед. ч.: мужеска и женска {полу) - эти формы, как правило, употребляются в формулах, связанных с учетом крепостных, мастеровых.
вин. п. ед.ч.: в генералъну и Толбузину (т.е. полковника Толбузина) переписи, за речну мельницу. Форма Толбузину (притяжательное прилагательное) выглядит скорее окказиональной, появившейся под воздействием формы генералъну;
вин. п. мн. ч.: точны {копии).
Варьирование форм полных форм прилагательных связано с именительным, родительным и винительным падежами.