Словесная композиция романа А.Г. Малышкина "Люди из захолустья"

• Автор: Папян, Леон Юрьевич
• Шифр специальности: 10.02.01
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Чита
• Количество страниц: 191 с.

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Семантико-стилистические единства в романе А. Г. Малышкина «Люди из захолустья»
1.1. Стилистический анализ и категория словесного ряда
1.2. Языковые структуры в романе А. Г. Малышкина
1.3. Предметно-логические и эмоционально-экспрессивные словесные ряды в композиции романа
1.4. Словесный ряд в структуре текста
1.5. Штампы и индивидуализация средств выражения в романе
1.6. Словесное выражение поисков «лучшей жизни»
1.7. Сопоставительный анализ языка отрывков из романов А. Г. Малышкина, Л. М. Леонова и В. П. Катаева
1.8. Перемещение точки видения в романе А. Г. Малышкина
1.9. Детали (подробности) как приём индивидуализации
повествования
Выводы
Глава 2. Анализ главы «Счастье» как словесного целого
Предисловие к анализу целого
2.1. «Самостоятельность» главы «Счастье»._Образ ребёнка в романе «Люди из захолустья»
2.2. Словесные ряды со значением места и времени в главе «Счастье». Фабула и сюжет
2.3. Окрашенные слова и выражения в образе персонажа
2.4. Образ автора в главе «Счастье»
2.5. Повествовательные и описательные словесные ряды в главе «Счастье»
2.6. Языковые средства и приёмы выражения образов рассказчика и героя в главе «Счастье»
2.7. Диалект «людей с одним пониманием» как элемент словесной
композиции главы «Счастье»
2.8.Точка видения в изображении персонажей главы «Счастье»
2.9. Тематико-композиционная межтекстовая связьглавы «Счастье»
с волшебной сказкой
Выводы
Заключение
Список цитируемой литературы

Введение
Тексты художественной литературы в сравнении с текстами других разновидностей словесности занимают особое место: они интересны, прежде всего, тем, что представляют модель мира и показывают человека в возможных отношениях с окружающим. Только в художественной литературе человек, несмотря на всю условность и виртуальность образов, которые создаёт словесность, выступает в относительной полноте жизненных связей, или, как писал А. П. Чудаков, нигде больше, ни в одном научном сочинении человек не дан во всём охвате, таком «скрещении» жизни, «в таком перекрестье», в каком человек «пребывает в каждый момент своего существования» [Чудаков, 2001, с. 54]. Для нас важно, что это «перекрестье» жизненных связей всегда отражается в употреблении языка и что язык художественной литературы даёт наиболее полное представление об этих связях [Лотман, 2000, с. 161].
Изучать язык романа - значит изучать в рамках текста языковое употребление. В романе через многообразные формы употребления язык становится тем средством, которое передаёт «скрещение» жизни, сообщая об относительной полноте взгляда на мир «через текст» [Аверинцев, 1972, с. 973] и одновременно говоря о различных точках зрения на созданную в произведении - литературную - действительность. Эти точки зрения сообщаются читателю разными «языками», через которые проявляются персонажи. Как и у людей в реальной действительности, так и в произведении у персонажей обнаруживаются общие средства выражения мыслей и чувств, а характер использования этих средств, именно смысловое наполнение этих средств, позволяет говорить едва ли не о разных языках, вплетающихся в единый язык произведения.
Выражение «употребление языка», которого в изучении стилистики текста придерживается А. И. Горшков [Горшков, 2001, с. 13 — 16], может быть наполнено разным содержанием: язык конкретного человека, язык
произведения, «авторский» язык, язык прошлого и настоящего, язык эпохи,
флигель старинный, а кто-то нет). Более отчётливо характеризует персонажа слово створни [Даль, 2000, IV, с. 320]. Оно, конечно, местное слово, диалектное. За его употреблением вместо слова ставни можно видеть стремление через диалектизм, слово более близкое герою повествования, передать субъективированную точку видения.
Во флигеле играли свадьбу — Во флигеле жгли поздний огонь. В первой фразе есть всеведение, соотносимое с образом автора, во второй - передано непосредственное восприятие увиденного из саней персонажем (не отрицающее, но усложняющее всеведение дополнительной информацией): не случайно, о свадьбе сказано с предположением, с «чужим» словом, с учётом точки видения проезжающего: наверно, играли свадьбу. Употребление вводного слова указывает на представление персонажа.
В словах глазел (вместо глядел) и тошное веселье отношение к увиденному выражено ещё более отчётливо. Это - однозначная отрицательная оценка, которая может быть связана только с точкой видения героя романа.
В исправлениях к окнам тесно навалил народ - поздний прохожий народ валился <гчядел через> к окнам, глядел на тошное веселье - прохожий народ валился к окнам, глазел на тошное веселье привлекает внимание ещё несколько случаев. Эпитетом поздний к слову огонь автор уже сообщил о времени происходящего, наряду со словом ночь, таким образом, эпитет в отношении к слову народ оказался как бы повторяющим значение слова ночь, т. е. лишним. Далее. Есть существенная смысловая, не просто грамматическая, разница между словами с разговорной экспрессией навалил и валился. Глагол навалил (совершенного вида) сообщает, очевидно, о долгом стоянии у окон и достаточно долгом наблюдении за этим со стороны. В случае с использованием этого глагола можно увидеть противоречие в логике повествования: персонаж проезжает мимо и не может долго наблюдать за происходящим. Это, думаем, заставило автора остановиться на последнем слове - валился. Выбор несовершенного вида глагола валился в результате правки стал соответствовать