"Я"-повествование в современной отечественной прозе: принципы организации и коммуникативные стратегии

• Автор: Шуников, Владимир Леонтьевич
• Шифр специальности: 10.01.08
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2006
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 195 с. : ил.

Глава 1. Основные направления нарратологии: теория повествовательных

уровней и анализ дискурса

§ 1. Коммуникативный подход в науке и культуре

§ 2. Теория повествовательных уровней

§ 3. Анализ дискурса

Глава 2. Трансформация «классических» принципов организации «я»-повествования. Влияние повествовательной организации на структуру произведения

§ 1. Унификация компетенций повествователя, рассказчика и героя

§ 2. Влияние повествовательной организации на художественную структуру художественного произведения

Глава 3. Коммуникативные стратегии «я»-повествования в современной литературе

3.1. Хоровая коммуникативная стратегия нарратива: романы Н. Кононова «Нежный театр», «Похороны кузнечика» и М. Шишкина «Взятие Измаила»
3.2. Дивергентные интенции нарраторов - и имитация хоровой стратегии общения автора с читателем: роман О. Дарка «Смерть в гриме»
3.3. От хоровой коммуникативной стратегии нарратива к дивергентной - и наоборот: романы А. Гольдштейна «Помни о Фамагусте», А. Слаповского «Я
3.4. Полиморфизм дивергентной стратегии нарратива: повесть А. Битова «Преподаватель симметрии»
3.5. От дивергентной к конвергентной коммуникативной стратегии нарратива: повесть А. Кабакова «Поздний гость» и роман В. Маканина «Герой нашего времени»
3.6. Итоговая характеристика коммуникативных стратегий нарратива
Заключение
Список литературы

Современный литературный процесс обусловливает пристальное внимание исследователей к повествовательной организации художественных произведений - и нарративной деятельности человека в целом.
Доминировавшая во второй половине 20-го века литературная практика постмодернизма (в 1950-е сформировавшаяся в мировой литературе, несколько позже, в 70-ые, утвердившаяся в России) представила процесс текстопорожде-ния как универсальный, составляющий сущность любой культурной деятельности человека - и вместе с тем самодостаточный. «Постмодернизм не признает приоритета жизни перед эстетикой: напротив, он понимает все сущее как реализацию всеобщих семиотических процессов» (134, с. 11). Различие между действительностью и ее вербальным воплощением снимается; «письмо», повествование - акт не просто словесной манифестации, но генерирования смысла. Поэтому лишь слово существенно, доступно человеку, оно становится «первичной реальностью» (31, с. 183).
Одновременно с утверждением гегемонии текстопорождающей деятельности идет релятивизация образа мира и человека. Ставится под сомнение возможность целостного представления о говорящем, ибо слово утратило «принадлежность» кому-либо - понимается как совмещающее в себе все значения, которыми наделялось при использовании ранее, иными субъектами; каждым единичным употреблением включается в бесконечное число этих контекстов.
Особо проблематичной считается попытка манифестации себя, идущая от «я» повествующего субъекта: «персональность» оценивается как феномен, связанный с определенной традицией и потому исторически преходящий1. Интер1 Например, Р. Харре приходит к заключению, что «я» есть продукт коммуникации, «имеет дискурсивный характер». Но персональность не создается отдельным человеком, а усваивается в своих базовых моделях индивидом в процессе коммуникации с представителями определенной культуры. Таким образом, «я» понимается как часть этно-культурной идентичности, характерная прежде всего для европейского социума 18 - первой половины 20 вв. Такая дефиниция завуалировано вводит жесткие рамки, ограничивающие использование дантекстуальность рождает тезис о «смерти субъекта» в культурной ситуации 20 века. Вариации данного концепта звучат в работах многих критиков и теоретиков литературы - К. Брук-Роуз2, А. Роб-Грийе; Р. Барта (48) и др.
Снимается ответственность с говорящего за аутентичность его высказываний, идет развоплощение самого субъекта речи. Это не делает высказывание от «я» невозможным, но из всех «симптоматических линий», «маркеров» персональное не удается собрать целостный образ говорящего. «Отличительным свойством постмодернистского сознания является разнесенность «я» по разным, часто плохо стыкующимся мифокультурным парадигмам» (81, с. 279). «Я» вырождается в грамматическую категорию, за которой - референциальная пустота.
Предполагаемое завершение эпохи постмодернизма (конец которой в отечественной литературе М. Липовецкий определяет 90-ым годами 20 в. (см. 133)) связано с преодолением кризиса идентификации!, выработкой программ «воскрешения субъекта» - «выявления субъекта в контексте вербальных практик...» (106, с. 135). В различных формах нарративной деятельности доминантным становится определение тех механизмов, посредством которых человек может успешно манифестировать собственную личность. В художественной литературе это оказывается связано с возвращением к «я»-повествованию, «прямому личному высказыванию» (81, с. 271), которое понимается как позволяющее достичь «новой искренности и аутентичности» (130, с. 354).
ной категории: в частности, применение ее по отношению к современной культурной ситуации. (19, с. 17)
Более откровенно эти сомнения выражает американский психолог К. Джерджен: он утверждает, что, «став фрагментарным, «я» исчезло». (17, с. 31)
2 Исследовательница заявляет о «крахе персонажа, фокусировавшего на себе семантическое пространство истории» (12, с. 186). Основным приемом для подобной трансформации она называет «дефокализацию героя» (12, с. 189) - смещение его на периферию изображенного мира, что ведет к «растворению персонажа в романе» (12, с. 189), невозможности воспринимать его как целостную, психологически «объемную» личность. Указываются причины этого: эпистемиологический кризис; упадок романа как жанра, отражавшего мировоззрение уходящей общественной формации; популяризация нового «искусственного фольклора» (комиксы, видеоклипы, игры) и массовой литературы с их эстетическим примитивизмом и др.

ся в сказовой манере84. Лишь по ходу повествования среди них начнет выделяться манерой речи Автор-повествователь.
М. Шишкин свой роман строит более сложно: стиль высказываний разных субъектов речи в этом произведении различен - от литературного до протокольно-штампованного или разговорного. Однако каждый из перечисленных вариантов представлен в чистом виде минимально. Повествование не «рассыпается» на изолированные - как содержательно, так и стилистически - рассказы. Основной массив изображающей речи полидискурсивнен, образует из перечисленных компонентов синтетичное целое. Нарративную «доминанту» образуют самые разные речевые жанры: лекционный монолог и допрос, публичное выступление в суде и риторический (по образцу средневекового) спор, переходящий в проповедь - или исповедь. В повествовании оказываются сплавлены воедино поэтичные описания, риторические восклицания, протокольные вопросы и обращения, фрагменты на древнерусском языке - и каскады поговорок83.
В результате в анализируемых произведениях переход от одного субъекта речи к другому может быть никак не маркирован. Смена таковых фиксируется читателем постфактум - по изменению тематики, ракурса восприятия и оценки.
84 Повествование каждого из них характеризуют множественные отвлечения от первоначальной истории, введение не связанных с ней подробностей, героев, и даже самостоятельных микросюжетов - «к слову». Речь всех персонажей-рассказчиков разговорная, отличается эллиптичностью и незавершенностью синтаксических конструкций, повторами слов, уменьшительными формами личных имен и т.д. Доминирующей чертой, подчеркивающей универсальность дискурса всех повествующих субъектов, является инверсия.
85 Лишь один пример: «И вот она, загораживая того, кого на самом деле любила, умоляла: если хочешь стрелять - стреляй в меня, но только, пожалуйста, не в лицо. Рука, отброшенная выстрелом. Ружье ... согласно семейной легенде досталось от дяди, а тот ... согласно семейной легенде, получил его от самого Ивана Сергеевича Тургенева. Три огнестрельных ранения - два в левую грудную железу и одно в левую сторону грудной клетки - при наличии лишь одного выстрела у нашего закосневшего и ленивого умом присяжного могут вызвать недоумение. Объясняю: поверженная была без лифчика, грудь обвисла, пял пробила ее насквозь - вот вам уже два отверстия, затем пуля вошла в грудную клетку - вот вам третье. ... Убил, точно положил на бильярде шар в лузу. Вот она сидит перед нами... Она - женщина. Она - живая. И если сказал Господ: нехорошо быть человеку одному, то женщине одной быть невозможно. И что есть душа, если не железа, выделяющая в виде секреции, знакомой еще грекам, потребность в любви. Ибо Гомер и корабли, все движется. О том же твердят св. Игнатий, апологеты Афинагор и Минуций Феликс, Ориген, св. Мефодий Тарский, не говоря уже о св. Киприане. См. также Movers: «Ueber d. Relig. D. Phoenis. S. 684-685» (9, c. 53).