Монгольская новеллистика XVII-XIX вв. и индо-тибетские повествовательные традиции

• Автор: Цендина, Анна Дамдиновна
• Шифр специальности: 10.01.06
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 1984
• Место защиты: Москва
• Количество страниц: 175 c. : ил

Актуальность проблемы. ХУП-Х1Х века явились для монгольской литературы важным этапом. К этому времени в Монголии складывается система литературы, которую принято называть литературой средневекового типа. Она характеризуется прежде всего слабой разграниченностью религиозной и светской словесности, преобладанием влияния буддийской идеологии, нечеткой дифференциацией функциональных и художественных жанров, использованием смешанных - прозаических и поэтических форм, неясной выраженностью авторского начала, ориентацией на классические образцы национальной и инонациональной (индийской, тибетской) древности, двуязычием в письменном творчестве, включением в сферу своего культурного обихода памятников этих инонациональных культур. Этот тип в основных своих чертах сохраняется на протяжении последующих двух веков.
В рамках этой литературы продолжалась и значительно развилась историографическая традиция. Берущая свое начало еще от знаменитого "Сокровенного сказания монголов" (ХШ в.), она обогатилась такими сочинениями, как "Золотое сказание" Лувсан Дандзана (ХУЛ в.), "Драгоценное сказание" Саган Сэцэна (ХУЛ в.), "Хрустальные четки" Рашпунцага (ХУШ в.), "Драгоценные четки" Галдана (XIX в.). Для монгольской историографической традиции издавна было характерно сочетание в большей или меньшей степени двух тенденций: стремление к созданию с одной стороны сухих хроник, а с другой - художественных повествований. Последнее чаще всего осуществлялось за счет включения в сочинения эпических фольклорных и нефольклорных фрагментов. Именно по истори-

ческим хроникам нам известны такие произведения как "Легенда о разгроме трех тайчудских сотен", "Мудрая беседа мальчика-суроты с девятью орлёками Чингис-хана", "Легенда об Аргасун-хурчи", "Легенда о Мудрой ханше Мандухай" и др., являющиеся поистине жемчужинами монгольской литературы. Развитие этого феномена -соединения исторического и художественного - подвело к формированию в XIX в. жанра исторического романа, каковым по существу является "Синяя книга" В.Инджинаша.
Продолжалась переводческая деятельность монгольских книжников, начавшаяся еще в ХШ-Х1У вв. Фундаментальные основы в этой области заложил знаменитый Чойджи Одсэр (Х1У в.), переведпий на монгольский язык многие произведения. В рассматриваемый период эта деятельность намного расширилась. Буддизм к ХУП в. уже завоевал в Монголии прочные позиции, в это время строились многочисленные монастыри, стали теснее связи с Тибетом. Увеличился круг переводимых книг. Наконец, был осуществлен полный перевод сочинений канона, Ганджура - в ХУП в., Данджура - в ХУШ в.
Развивалась и дидактическая поэзия, имевшая своими истоками замечательные монгольские произведения - "Ключ разума" (ХШ в.), "Поучения Чингис-хана" (ХШ в.) и переводные, например, "Сокровищницу благих речений" Сакья-пандиты (ХШ в.). Монголами было создано большое количество стихотворных произведений в русле этой традиции. Приобретая постепенно индивидуальный характер, она дала монгольской литературе своего рода лирическую поэзию, к которой прежде всего следует отнести творчество Дандзин Равджи (XIX в.).
Однако ХУП-Х1Х вв. характерны еще и тем, что в это время складываются и распространяются качественно новые для монголь-

ской словесности формы. Среди них едва ли не самыми популярными являются те, что составляют объект нашего исследования. Это -сборники джатак, комментарии к различного рода трактатам и "обрамленные повести", представляющие собой, определенным образом организованные в единое целое, собрания небольших новеллистических повествований.
В монголоведческой науке этим памятникам было посвящено немало работ. Интерес к ним появился еще в начале прошлого века, как только взгляд европейских, в частности, русских ученых обратился к Монголии. Он вылился прежде всего в издание текстов различных произведений, их переводы и пересказы /2; 32; 66; III; 130; 136; 190; 205; 206; 210; 238; 240-242; 250; 251; 259; 267; 268; 270/. Значительный вклад в изучение этой литературы внес Б.Я.Владимирцов. Его классический труд "Монгольский сборник рассказов из Pancatantзгa " /27/ до сегодняшнего дня не потерял своего значения. Он также издал перевод одной из монгольских редакций "Волшебного мертвеца" /29/. Нельзя не упомянуть здесь и венгерскую школу монголистики во главе с Л.Лигети. Он и его ученики - Д.Кара, Г.Бетленфальви, Л.Лёринц посвятили изданию текстов такого рода произведений и филологическому их анализу немало работ /195-197; 228-230; 232-237/. В 50-е годы в МНР начинается массовое издание текстов этих литературных памятников /41; 168; 175, с. 295-298, 335-342, 342-349, 350-355, 363-389, 397-404;
179; 180; 183; 184/. Более чем четвертьвековая работа над ними привела монгольских ученых к созданию целого ряда статей, которые затем вошли в "Обзор монгольской литературы". Особое место здесь занимают исследования Ц.Дамдинсурэна /36-41; 151-158; 175/. В этой области также много работает Д.Ёндон, издавший большую

В то время ради тебя
Я терпел многие трудаости.
Ты же никогда не благодарила меня.
И теперь ты придерживаешься плохого поведения.
Если же будешь слушать, что я говорю,
В конце концов (постигнешь) доброе поведение.
Магол! Помни это.
Не слушай служанку, храни свое тело.
Когда вернется предводитель купцов,
(Встретишь его) с достоинством.
Кху! Знай это!
Это - седьмая ступень" /с. 249В - 250А/.
По прочтении всех джатак Бром предстает перед нами милосердным и благородным, а Кху - легкомысленным и неблагодарным. Такая четкая заданность и функциональность "рассказов о прошлом" сказалась на их художественном уровне. Направленная дидактика подавляет их возможную беллетристичность. Из всех рассказов первой главы "Книги Кху" развернутый и завершенный характер имеют всего несколько. Это: обрамляющий рассказ о двух птицах и жене купца, Ш, 1У и У "рассказы о прошлом". Остальные повествования или очень кратки, или скомканы, содержат много неясных ходов, не важных для сюжетной канвы деталей, пропусков и т.д. Видимо, главным для авторов было не действие, не занимательность рассказа, а четкое расставление акцентов: кто здесь хорош, а кто плох. Если же это было понятно уже из начала рассказа, то конец не обязателен, его можно смять. Сюжет, описания героев или обстановки и прочие элементы художественности часто приносятся в жертву назидательной проповеди, морализующим отступлениям