Современные естественно-научные теории и художественное своеобразие пьес Т. Стоппарда "Хэпгуд" и "Аркадия" и М. Фрейна "Копенгаген"

• Автор: Ананьевская, Инна Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2010
• Место защиты: Воронеж
• Количество страниц: 143 с.

Содержание
Введение
I Глава
Мир разведки и мир элементарных частиц в пьесе Т. Стоппарда «Хэпгуд»
II Глава
Конфликт фундаментальных научных теорий и его художественное воплощение в пьесе Т. Стоппарда «Аркадия»
III глава
Художественные функции итерации, теории относительности, принципа неопределенности и принципа дополнительности в пьесе М. Фрейна «Копенгаген»
Заключение
Список литературы

ВВЕДЕНИЕ
Наука проникала в сферы художественного творчества с тех пор, как способы отражения мира разделились на художественные и научные, однако, чаще всего лишь «как элемент изображаемой реальности, как предмет искусства» (Влияние науки и философии на литературу, 1987 : 20). В художественной литературе с самых древних веков упоминаются ученые, их научные труды, взаимоотношения с властью и людьми. С конца XIX века, с появлением научной фантастики, интерес к научной проблематике начал расти, и к концу XX оформился в тенденцию, проявляющуюся во всех литературных жанрах. Профессор математики из Чарльстонского колледжа (College of Charleston) Алекс Кацман собрал базу данных, включающую литературные произведения разных жанров и времен, в которых, так или иначе, упоминается математика или ученые-математики (Kasman : элекгронный ресурс). В настоящий момент в коллекции 827 работ, и это только случаи обращения литературы к математике.
Проблема взаимодействия научного и художественного мышления, часто на Западе формулируемая как «Science and Literature» или «Science in Literature» может быть прослежена на всех этапах историко-литературного процесса. Однако подробный обзор того, как наука и литература влияли друг на друга в разные исторические эпохи не входил в наши задачи; мы постараемся лишь кратко охарактеризовать самые заметные и важные тенденции этого процесса, сосредоточив основное внимание на драматургии последнего столетия.
Говоря о вершинных феноменах интересующего нас процесса, нельзя не отметить, что именно ученый стал символом Человека в «Фаусте» (1773-1832) Гёте (1749-1832). Немецкому писателю принадлежит и одна из первых в истории литературы попыток использовать естественнонаучную терминологию и обозначаемые ею явления в художественных целях.
Заглавие романа «Избирательное сродство» (1809), посвященного семейным отношениям, заимствовано писателем из химии. В химии этот термин означает «взаимное притяжение и отталкивание химических элементов, их способность к соединению, а затем к распаду и образованию новых комбинаций с еще более близкими» (Сагалова : электронный ресурс). Гёте использует его метафорически, для характеристики сложных психологических коллизий, которые возникают между героями романа.
Важным этапом на пути проникновения науки в литературу стал роман М. Шелли «Франкенштейн» (1818), в котором были представлены новейшие достижения естественных наук того времени (Струкова, 2005:274), а также впервые с большой силой прозвучала тема ответственности ученого перед обществом, опасности, связанной с вмешательством человека в жизнь природы.
В жанре романа XX века интерес к науке как способу познания действительности, к миру ученых и их открытий проявляется по-разному. Этот интерес, как нам кажется, явственно обозначился в литературном процессе многих западных стран. Мы не ставили перед собой задачу создать полную картину того, как он воплощается в современных западноевропейских и североамериканских литературах, а лишь попытаемся выявить некоторые тенденции, важные для раскрытия нашей темы. В фокусе нашего обзора будет англоязычная художественная литература, однако мы оставляем за собой право обращаться и к творчеству писателей других культур в случаях, когда в их произведениях наиболее наглядно воплощены интересующие нас явления.
Отдельную группу в современной английской и американской литературе составляют произведения научной фантастики, создаваемые такими авторами, как Дж. Уиндем (1903-1969), Р. Хайнлайн (1907-1988), А. Ван Boit (1912-2000), М. Гарднер (1914-2010), А. Кларк (1917-2008), А. Айзимов (1920-1992), Р. Бредбери (1920), С. Лем (1921-2006), Р. Шекли (1928-2005), А. Дж. Дейч (1938), и др.

дополнительные меры. Без ведома Кернера в его портфеле установлен радиомаяк, а на подкладку нанесен радиоактивный состав.
Однако, несмотря на все предосторожности, передача материалов происходит, британская и американская разведка в «Хэпгуд» бьются над разрешением этой задачи. Драматург использует привычные для потребителей детективов клише на протяжении всей пьесы, иронически их подчеркивает. Герои «Хэпгуд» вооружены пистолетами, которые носят скрытно. В ремарках к первой сцепе первого акта Стоппард указывает, что Уэйте «достал откуда-то короткоствольный револьвер» («produced from somewhere about his person a short barrelled revolver»). Из наплечной кобуры достает оружие Ридли, в дамской сумочке носит маленький пистолет («small automatic») Хэпгуд. Во втором акте Блэр, Уэйте и Хэпгуд стреляют в предателя и спорят, кто куда попал (Stoppard, 1999 : 498, 535, 583, 589).
Т. Стоппард вводит в пьесу и «экзотические» детали, подчеркивающие «русскость» Кернера. Это его реплики о том, что он недостаточно хорошо владеет английским языком, а также транскрибированные латиницей русские фразы, которые произносит или он сам, или говорит Хэпгуд в разговоре с ним: «Toska ро rodine», «ту mamushka», «khomyak», «milaya moya, rodnaya тоуа» (Stoppard, 1999 : 538, 545, 546). Завершающий пьесу диалог между Кернером и Хэпгуд также происходит на русском языке (Stoppard, 1999 : 593). В этом, на наш взгляд, кроется определенная ирония. Русский, традиционный для западного детектива язык врага, у Стоппарда становится языком глубоко личного объяснения между персонажами, которые в соответствии со стереотипом, являются идеологическими противниками, но связаны не только общей службой, но и общим прошлым, а главное - общим сыном.
Противостояние разведок — традиционный мотив «массового» шпионского романа. Анализируя его особенности на примере произведения Я. Флеминга, создателя образа Джеймса Бонда, С.Н. Филюшкина отмечает: «Противниками Бонда выступают «красные агенты», представленные