Русский дискурс в англоязычных романах В.В. Набокова

• Автор: Братухина, Людмила Викторовна
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2007
• Место защиты: Нижний Новгород
• Количество страниц: 194 с.

Творчество Владимира Владимировича Набокова1 представляет собой один из уникальнейших феноменов в истории мировой литературы XX века: писатель-билингв, состоявшийся как крупный и значимый автор в рамках литературы Русского зарубежья, стал признанным литературным классиком наднационального, мирового масштаба. Традиционно набоковеды выделяют в творчестве писателя два периода, ориентируясь на два наиболее значительных корпуса произведений В. В. Набокова в языковом, количественном и художественном отношении: русскоязычный (иначе называемый русским, европейским, довоенным), длившийся с 1925 г. по 1940 г., и англоязычный (послевоенный), охватывающий время со второй половины 1940-х по 1977г., разделяемый, в свою очередь, на американский (1940-е - 1959) и швейцарский (1961-1977).
Национально-культурный аспект в изучении творчества В. В. Набокова является одним из самых обсуждаемых и неоднозначно решаемых вопросов. В среде русской эмигрантской критики наряду с признанием В. В. Набокова «бесспорно русским писателем» [Мочульский 1996: 606] высказывались мнения, согласные с замечанием М. О. Цетлина: «<романы Сирина> настолько вне большого русла русской литературы, так чужды русских литературных влияний, что критики невольно ищут влияний иностранных» [Цетлин 1997: 218]. Г. В. Иванов в одной из рецензий писал: «В “Короле, даме, валете” старательно скопирован средний немецкий образец. В “Защите Лужина” -французский» [Иванов 1999: 215]. Более диалектично к данному вопросу подходил Н. Е. Андреев, написавший: «<...> Сирин, на наш взгляд, самый цельный и интересный представитель новой русской прозы. <...> В формальном смысле у Сирина - синтез русских настроений с западноевропейской формой» [Андреев 1999: 230].

1 Литературные псевдонимы - Владимир Сирин, Василий Шишков, В. Кантабов

Споры об отнесении произведений писателя к той или иной национальнолитературной традиции, об истоках набоковского творчества, о влияниях, испытанных автором - все это представляет собой отдельную тему как в отечественном, так и в зарубежном набоковедении. Для современных российских ученых это тем более важно в свете задачи восстановления «целостного контекста русской литературы XX века» [В. Набоков 1988: 5] с его параллельным существованием двух «литератур» - советской и эмигрантской. На современном этапе изучения творчества В. В. Набокова проблемным вопросом становятся уже не отдельные «иностранные влияния», но осмысление произведений писателя в контексте иной - по отношению к русской -литературной традиции как неотъемлемой ее части, например, американской и шире мировой.
Н. Н. Берберова в книге воспоминаний «Курсив мой: автобиография», опубликованной в 1969 г., писала: «Набоков - единственный из всех русских авторов (как в России, так и в эмиграции), принадлежащий всему западному миру (или - миру вообще), не России только. Принадлежность к одной определенной национальности или одному определенному языку для таких, как он, в сущности, не играет большой роли» [Берберова 1999: 189]. В. В. Ерофеев называет В. В. Набокова постсимволистским писателем, «радикально разошедшимся с классической традицией русской литературы XIX века» [Ерофеев 1990: 4], а также «единственным удачным русско-американским литературным “гибридом”» [Ерофеев 1990: 5]. Н. А. Анастасьев употребляет термин «писатель-космополит» [Анастасьев 1987: 216], А. С. Мулярчик в своей монографии заключает: «Многообразное, разножанровое творчество В. В. Набокова принадлежит как русской, так и американской литературам» [Мулярчик 1997:3].
Мнение американских набоковедов отражено в высказывании О. Матич, прозвучавшем в процессе обсуждения вопроса на круглом столе «Литературной газеты»: «Он <В. В. Набоков> являет собой феномен двуязычного носителя двух (и больше) культур, успешно их совместившего и

биографической книге В. они оказывают влияние друг на друга, перекликаясь на уровне значимых совпадений. Кроме того, «фиалковый мотив», перемещающийся из воспоминаний В. в создаваемое им произведение о Себастьяне, включает в себя аллюзию на «Twelfth Night: or, What you Will» У. Шекспира. С. Ильин в комментариях к русскому переводу «The Real Life of Sebastian Knight» называет Себастьяна из пьесы У. Шекспира в качестве одной из возможных литературных параллелей имени набоковского героя, отмечая, что «оттенок “Двенадцатой ночи” с ее поисками и обретением погибшего брата в романе несомненен» [Набоков 1993: 494]. Нам представляется важным в этой аллюзии отметить линию разлученных близнецов Себастьяна и Виолы. Инициалы последней, чье имя созвучно по-английски названию фиалки (viola, violet), отразились в литере V. - В1., под которой скрывается имя повествователя, сводного брата Найта. Отсюда становится понятно двойничество Найта и В., когда последний прямо называет себя Себастьяном.' Братья связаны не только узами родства, но и этой литературной параллелью, что в конечном итоге определяет сюжет биографической книги В. - «поиски и, обретение погибшего брата» - и его позицию двойника, alter ego Найта, позволившую ему увидеть «подлинную жизнь» брата. >
В процессе написания своей книги В. обращается к творчеству писателя Найта, постоянно находя какие-то скрытые личностные смыслы и переживания Себастьяна в его романах и рассказах. Например, воссоздавая драму разрыва отца с Вирджинией Найт, матерью Себастьяна, В. приводит отрывок из его рассказа «Albinos in Black» («Альбинос в черном»); чтобы представить атмосферу кембриджского периода Найта, В. использует отрывок из «Lost Property» («Утерянных вещах»); обстоятельства разрыва с Клэр также становятся понятными из приведенного письма одного из героев этого
1 Возможны иные подходы к интерпретации литеры-инициала повествователя Э Ф Осипова на конференции в СИГУ высказала мнение, согласно которому В. - это инициал самого писателя, что в соединении с начальным «Н» в фамилии Найта представляет его полные инициалы