Романы Г.Флобера "Мадам Бовари" и Л.Н. Толстого "Анна Каренина" : Философско-эстетическое осмысление проблемы самоубийства

• Автор: Решетов, Дмитрий Викторович
• Шифр специальности: 10.01.03
• Научная степень: Кандидатская
• Год защиты: 2005
• Место защиты: Магнитогорск
• Количество страниц: 198 с.

Глава I. Проблема самоубийства в философии и литературе

§1. Трактовка самоубийства в литературе от эпохи античности до XIX в

§2. Осмысление самоубийства писателями и философами XIX в

§3. Суицид во французской литературе XIX в.: от романтиков до натуралистов

ГЛАВА II. Творческая индивидуальность автора в романе Г. Флобера «Мадам Бовари»: осмысление и трактовка проблемы самоубийства

§1. «Мадам Бовари»: эстетические позиции автора

§2. «Боваризм» и суицид

Глава III. «Мадам Бовари» Г. Флобера и «Анна Каренина»

Л.Н. Толстого: две трактовки гибели главной героини

§1. Интерпретация Флобером и Толстым добровольного ухода из жизни

§2. Смысловая нагрузка суицида у Толстого

Заключение
Примечания
Библиография

Самоубийство, как ни странно, по сей день остается одним из самых загадочных явлений человеческого бытия. И это несмотря на уже многовековую полемику по этому вопросу, которую очно и заочно ведут философы, богословы, социологи, юристы, психологи. Собственно, проблема суицида многими исследователями признается неразрешимой. Ирина Паперно в книге «Самоубийство как культурный институт» приводит высказывание психоаналитика Грегори Зилбурга, организовавшего в 1936 году в Нью-Йорке Комитет по изучению самоубийства: «Ясно, что с научной точки зрения проблема самоубийства остается неразрешенной. Ни житейская мудрость, ни клиническая психопатология не нашли ни причины, ни эмпирического решения этого вопроса»
Помимо реальности, с которой мы сталкиваемся регулярно, самоубийство подстерегает человека на страницах литературных произведений, поскольку с давних пор писателей привлекает этот феномен. Наиболее емко, пожалуй, проблему сформулировал Шекспир: «То be or not to be». Он же, кстати, создал прекрасный образ женщины самоубийцы. Это нежная Офелия, возлюбленная Гамлета, трагически пораженная тихим помешательством и очернившая себя желанием украсить цветами иву. Утопленница, украсившая все наряды невидимой любовью или душераздирающим отчаянием, в современную эпоху окружена, по большей части в литературе Запада, ореолом нежного и мрачного лиризма, которого мужское самоубийство будет почти всегда лишено. Офелия пленила воображение множества значительных поэтов.
Самоубийство совершается в трагедиях и эпопеях, поэмах и романах. Более того, множество произведений построено авторами именно на теме суицида, и без этой темы не существует. Возможно, существует

больше книг о самоубийстве, чем об убийстве, которое, к сожалению, также является неотъемлемой частью человеческого бытия.
Суицид является неотъемлемой частью многих космогоний и вероучений. X. Л. Борхес писал, что историй, составляющих литературу, всего четыре, и одна из них рассказывает о самоубийстве бога.2 Верховное божество скандинавской мифологии Один приносит сам себя в жертву, когда, пронзенный собственным копьем, девять дней висит на мировом дереве Иггдрасиль. Аттис, бог фригийского происхождения в греческой мифологии, впадает в безумие, оскопляет и убивает себя. Христа распинают римские легионеры, но кто скажет, что это произошло не по его собственной воле. Прероргатива самому распоряжаться собственной жизнью - это удел бога, так же как и Творение. Григорий Чхартишвили, говоря о людях творческих профессий, прежде всего о писателях, создающих свой собственный космос, сближает их с Творцом, с высшим существом, и одновременно относит к так называемой группе высокого суицидального риска. «Всякий человек, живущий не только телесной, но и умственной жизнью, рано или поздно примеряет на себя возможность самоубийства. Но человеку творческому, и прежде всего литератору, эта идея особенно близка, она всегда витает где-то рядом. Более того, она соблазнительна. Возможно, дело в том, что истинно творческому человеку трудно мириться с мыслью, что он - тварь, то есть кем-то сотворен; если ты не смог себя создать, то, по крайней мере, можешь себя уничтожить».3 Самоубийство, таким образом, есть лазейка в существовании тварного мира, вполне доступная возможность узурпировать хоть в чем-то власть Всемогущего Творца, возможность самому почувствовать себя богом. Позицию «логического самоубийцы» приводит в «Дневнике писателя» Ф. М. Достоевский: «Так как на вопросы мои о счастье я через мое же сознание получаю от природы лишь ответ, что могу быть счастлив не иначе как в

Когда вот так гибнет человек, можно ли назвать его смерть самоубийством? Это ведь общество бросило его в огонь»
Но нигде романтический бунт не выражался через посредство самоубийства с такой силой, как в произведениях «малого романтика» Пет-рюса Бореля, создателя книги «Шампавер, безнравственные повести», опубликованной в 1833. Примечательно, что соответственно установившейся традиции, Борель утверждает, будто автор этого произведения является самоубийцей; и критик по этому поводу мог отметить: «Он должен был испытывать болезненную, причудливую радость, убивая себя пером, наблюдая свою смерть в книге»
Шампавер, который закалывается, после убийства своей возлюбленной, плюет на небеса и распространяет свою разрушительную ярость на все человечество, на тех, кто надеется найти лучшую долю в другой жизни: «Люди - трусы, они боятся уничтожения; они сочинили себе будущую жизнь по своему подобию, они баюкают себя и упиваются ложью, которую сами придумали, и довольные этим открытием, умирая на железной койке, они, как безумные, с дурацким смешком на губах, говорят вам: «Прощайте! До свидания, я отправляюсь в лучший мир, мы увидимся там, на небесах!» А потом, с еще более дурацким смехом, наследники, затаив радость в сердце, ответствуют: «Прощайте! Счастливого пути! Мы скоро последуем за вами, припасите нам местечко в райской обители».
Так вот, не бедет этого! Несчастные идиоты, вы пойдете туда же, куда идет все, в небытие!.. И я вам это говорю, негодяи, лицом к лицу со смертью и одной ногой в могиле! Не хочу другой жизни, довольно с меня и этой, я призываю небытие!»60
За невыносимой крайностью суждений и, зачастую, дурным тоном, подлинный романтический бунт проявляется в этом удивительно оригинальном самоубийстве.